Проклятая - Анна Скарфо

Ну, на этот раз его вранье меня и не удивило, и не испугало.

Пикколо настаивает: «Я ее никогда даже и пальцем не трогал. Правда, мы были с ней шапочно знакомы, потому что она девчонка довольно шустрая: она же все время была на виду и всегда со всеми заигрывала».

Но в этом месте председатель суда взял слово и зачитал мое заявление, в котором это дело было представлено совсем по-другому.

И вот я опять оказалась за городом… И опять мне пришлось заново переживать мое прошлое:

«Доменико Яннелло сказал: „Ты должна радоваться, что я к тебе привез новых людей“.

Анна: „Не нужны они мне, я не поеду“.

Яннелло: „Ты же шлюха. Шаболда, которую даже и укладывать-то не надо. Проститутка, которую трахают стоя“.

Он поставил ее ногами на два камня, заставив упереться обеими руками в стену, спустил с нее джинсы и изнасиловал. Но насиловал он ее недолго, всего несколько минут, оправдавшись тем, что сейчас, вечером, он не готов, потому что потратил все силы еще утром. А потом он отошел в сторону, сказав остальным: „У меня от этой прошманды сегодня не встало. Ну ничего, я попробую вручную: вдруг у меня тогда встанет?…“

Потом Доменико сказал другим, что вот теперь-то у него уже должно получиться, а Доменико Кутрупи попросил, чтобы сначала разрешили ему, потому что у него уже встало.

Кутрупи вышел во двор, где была Анна, а потом, какое-то время спустя, вернулся в дом с бутылкой воды, обмылся из нее. А потом сказал: „Ну вот, теперь могут и другие. Давайте!“ Анна вырвалась и побежала, но Доменико Яннелло ее поймал. Он схватил ее за футболку, притащил туда, где ее уже ждал Микеле Яннелло, и оставил ее с ним наедине. А Микеле сказал: „Когда занимаются любовью, это надо делать страстно. И не надо плакать, это же так здорово“.

Анна закричала. Тогда он швырнул ее на капот „Фиата Панда“ и изнасиловал. Потом пришел Фабио Пикколо, схватил ее за волосы, ударил ее головой о капот „панды“ и начал…

А потом к ней больше уже никто не подходил. Анну Марию бросили на обочине той дороги, где с ней забавлялись. Оставшись одна, она перешла железнодорожный путь и вернулась в город пешком. Дома мать стала ругать ее за опоздание, но Анна сказала ей, что в дороге у нее сломался велосипед и она ждала, пока один мальчик ей его чинил».

Председатель суда замолчал. Но я его не слушала. Нет, только не сейчас. С меня уже хватит. Пока он читал показания, я все время смотрела на Фабио Пикколо, сидевшего в центре зала.

Я не отрывала глаз и от татуировки на его руке, и от его лица: я смотрела только на него. А он, пока председатель суда читал про то, что он со мной сделал, все время смеялся. Он держится нагло, нахально, как будто это все его не касается. Как будто ему нет до этого никакого дела. Он смеялся так, как если бы то, что тогда произошло, было бы чем-то совершенно естественным, забавным.

Винченцо Миннити гнул ту же самую линию: он говорил, что был со мной знаком, но просто потому, что я была его соседкой по дому. И еще, по его словам, он подвозил меня на машине. Он даже признал, что возил меня в свой загородный дом – но только как дочь его друзей, друзей его семьи.

И еще он сказал: «Я никогда не занимался с ней сексом, это было бы чем-то противоестественным. Это было бы все равно что залезать в постель к собственной сестре. Она же росла у меня дома». И, не успев закончить эту фразу, он тоже рассмеялся: «Может, я ей и нравился, но, наверное, был занят, не знаю».

Я положила руку на переднюю скамейку. Ну уж, это явно не так.

Председатель суда его перебил: «И все-таки никто из вас так и не смог обвинить Скарфо в клевете, ни разу». И еще добавил: «Пожалуйста, занесите в протокол, что обвиняемый смеялся».

Тут смех сразу же прекратился, и в зале суда снова наступила тишина.

– Хватит уже об этом говорить.

– Мы уже устали. Оставьте нас в покое. Не обвиняйте нас. Не называйте нас насильниками. Ведь в Сан-Мартино столько хороших людей.

– У нас тихий город. И у нас полно девочек в возрасте Анны Марии, которые имеют право взрослеть, не давая повода для подобных пересудов. И отцы семейств у нас честные и порядочные. И матери у нас поднимают своих детей на ноги наилучшим образом, пусть даже выбиваясь из сил и принося бессчетные жертвы. Перестаньте лить грязь на наш Сан-Мартино.

– Те, кто поскользнулся, уже наказаны, а их семьи за все расплачиваются: раньше они ни в чем не нуждались, а вот теперь еле сводят концы с концами. Ну а весь город-то здесь при чем?

– В городе об этом не знали, и потому это несправедливо, чтобы мы за все расплачивались. Не вешайте на нас ярлыки. Оставьте нас в покое. Давно пора замолчать.

Но слухи и сплетни все равно не прекращаются.

Еще один приговор

25 ноября 2009 года был вынесен приговор по второму делу. Еще один приговор.

«Верховным судом установлено, что если говорить о сексуальном насилии, то его объективная сторона заключалась как в физическом насилии как таковом, в прямом смысле этого слова, так и в психологическом устрашении, направленном на принуждение жертвы к интимной близости. Что же касается субъективной стороны преступного насилия, то она заключалась в том, что болезненные и оскорбительные действия сексуального характера сознательно совершались против воли жертвы и без ее согласия. Что же касается вопроса о групповом сексуальном насилии, то здесь мы имеем тот факт, что насильственные действия осуществлялись не единовременно, между их различными эпизодами проходило немало времени, причем для каждого из этих эпизодов были характерны многократные насильственные действия во вред жертве. Таким образом, между отдельными эпизодами этих деяний, каждое из которых можно охарактеризовать как преступное, имелись перерывы во времени, но при этом предполагалось, что эти сношения обязательно должны иметь продолжение.

Таким образом, мы можем утверждать, что каждый из обвиняемых несет за свои поступки уголовную ответственность. Исключение составляет лишь Винченцо Миннити, дело которого подлежит особому рассмотрению. Преступление, в котором обвиняются подсудимые, подпадает под восьмую часть статьи 609 Уголовно-процессуального кодекса, полностью соответствуя всем составляющим ее элементам. Следует особо подчеркнуть, что для всех эпизодов преступных деяний, о которых нас проинформировала пострадавшая сторона, было характерно применение насилия, понимаемого или как моральное принуждение лица к совершению сексуальных актов без его согласия, или как принуждение физическое, а тем более сопряженное с угрозами, понимаемыми как обещание причинить пострадавшей стороне незаслуженное зло.