Любить не просто - Раиса Петровна Иванченко

— Пошли, Андрей, к столу. Хозяйка приглашает, — Александр Трофимович лукаво щурит глаза.

— Пожалуйста, сюда, — отозвалась Неля. — Нас немного, поэтому посидим на кухне. Так сказать, ближе к источникам. — На столе на большом фарфоровом блюде бутерброды с колбасой и сыром, яблоки, коробка шоколадных конфет. — Теперь, говорят, в Европе не модно гостей потчевать борщами да жаркими. Время нужно экономить и от излишеств в еде отучиваться. А мы так любим набивать себе желудки… Дикари!

Андрей впервые в жизни гостил у таких интеллигентных людей, и все казалось ему интересным и милым. Даже прием на кухне показался оригинальным.

— Нелечка, а рюмку опрокинуть можно по твоим европейским обычаям? — улыбнулся Александр Трофимович. — Хотя оно бы и жаркое не повредило. Наш диссертант вишь какой худой? И до защиты не дотянет. Давай, что там у тебя есть в холодильнике.

— Что вы! Я уже ел!.. Я не голоден.

— Давай, давай. Знаем мы этих новоиспеченных интеллигентов.

Неля, горделиво выгибая длинную спину, поднялась из-за стола, начала копаться в холодильнике.

— Европа пусть по своей моде живет. А мы свои обычаи должны уважать. Хлебосольные наши традиции — прекрасные традиции. И я от них не хочу отказываться, — продолжал Белогривенко. Сразу же отхватил ножом от поданного женой мяса изрядный кусок, положил на тарелку Андрею, второй — себе. Неля долго смотрела, как они вдвоем смакуют, и потянулась с ножом к запеченному мясу.

Александр Трофимович заметил, как она старательно и ритмично перетирает челюстями мясо, и ему показалось, что так же старательно она перетерла и его жизнь, его годы. Глухое раздражение подкатилось под самое сердце. Раздражали ее роскошные медные волосы, вибрирующий, с нотками воркования, бархатистый голос, привычка щурить глаза, отчего ресницы казались более длинными и трепещущими. Во всем он находил признаки упрямой ограниченности и жестокости.

Резко положил вилку и отодвинул от себя тарелку.

— Так о чем же вы собираетесь теперь писать? Снова о лесах?

— О лесах. Как они защищают жизненную среду.

— А знаете, — вставила свое словцо Неля Николаевна, — Александр Трофимович тоже когда-то хотел писать диссертацию. Он интересовался проблемой влияния массивов леса на кардиологическое состояние человека. Думал и книгу писать. Могли бы теперь вместе. Разве не интересно?

— Очень интересно. Я и не знал, что Александр Трофимович…

— Ничего подобного! Откуда ты взяла? Чтобы писать об этом, нужны годы исследований. У меня уже нет времени.

Неля Николаевна сердито тряхнула длинными медными волосами, ровно спадающими на плечи и длинную гибкую спину. Скулы ее сразу потемнели, глаза напряженно сузились.

— Разве я говорю, что у тебя есть время? Я говорю, что ты когда-то думал над этой проблемой. И считаю, что правильно думал. Будешь еще сожалеть, что не сделал этого!..

— Не сделал, не сделал… — вспыхнул Александр Трофимович. — Я много чего в жизни не сделал. Но и того, что сделал, достаточно с меня. Свою пенсию заработал честно.

В словах жены он улавливал упрек, требование, приказ. Ее жажда превосходства давила его. Он постоянно был вынужден бороться за себя, за свои позиции. Всю жизнь метался душой, чтобы выстоять, выдержать натиск ее воли. От этой борьбы уставал и порой незаметно для себя шел за ней. Когда же замечал это, бунтовал и озлоблялся. Не хотел принадлежать ей, как те вещи, которые она расставляла в квартире, как те вазы, тарелки, картины, которые она без конца переставляла и перевешивала, вынуждая служить ей молча и покорно. Хотел принадлежать себе. Быть самим собой. Вот и сейчас она толкает его туда, куда он никогда не собирался идти.

— Вы извините его, Андрей. Это нервы. Работа изматывает. Но если бы у вас возникло желание работать вместе, поверьте, Белогривенко тянул бы свою лямку твердо. В его положении ничего не стоит ускорить издание такой нужной книги.

Ох, как быстро она умела постичь потребность момента и найти способ примениться к ней!.. Александра Трофимовича всегда удивляло это ее умение, но и ожесточало, потому что сама она ничего не хотела делать, всегда заставляла его.

— Пойдем, Андрей, — поднялся Александр Трофимович.

— Извините, я засиделся. Я благодарен вам…

Андрей взял в коридоре плащ и портфель.

— Ну, будь здоров, заходи, — попрощался Александр Трофимович и ушел к себе.

— Не торопились бы. Скоро вернется наша Аллочка из института. Познакомитесь, — распевала Неля Николаевна.

— Спасибо, мы знакомы. В Глубоких Криницах познакомились. Во время каникул. Я в отпуск туда езжу.

— Там, говорят, прекрасно… Я так и не собралась. Заботы все, заботы… А кто же ваши родители, Андрей? Я кое-кого из криничан знаю. По рассказам.

Андрей смутился, как-то испуганно дернулись вверх его брови.

— У меня сложная история с родителями…

— Интересно!

— Орловских знаете? Это мои вторые родители.

— А первые?

— Мать умерла. А отец убит в войну подпольщиками. Он был полицаем.

— А вы… вы… сын его? И учились?..

— Учился. Живу. И искупаю в душе перед людьми грехи своего отца. И всю жизнь буду искупать…

Неля Николаевна дрожащими руками открыла дверь.

— Пожалуйста, — сказала твердо и прижалась к стенке, пропуская гостя вперед.

— Будьте счастливы. — Андрей хотел сказать еще что-то. Но тут щелкнул за ним замок.

Дверь тихо вздрогнула и приоткрылась. За ней знакомо зашуршал шелк платья.

— Александр Трофимович, принимать сегодня еще будете? Или, может, в другой день?..

Как всегда, Лида умела почувствовать его настроение. Конечно, сегодня уже не остается времени на прием посетителей. Нет сил на разговоры о болезнях, путевках.