Любить не просто - Раиса Петровна Иванченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но сна не было… Максим…
Мирослава помнила его красивый взволнованный голос: «Я так люблю тебя!..» Она старалась понять, не было ли в нем оттенка фальши или игры. Нет, ничего такого вроде бы не было. И оттого еще тяжелее стало на сердце. Она не хотела обнаружить в нем что-то такое, что принизило бы его и оправдало ее в собственных глазах. Она хотела понять его хотя бы теперь.
Вот они, счастливые, вдвоем идут по аллее парка. Печальная осень роняет им на плечи янтарные листья. Клочья тумана катятся под кустами и деревьями. Вдруг стройная девичья фигура пересекает им путь, останавливается. Удивленно вздрагивают тонкие черные брови. Девушка как бы пронизывает Мирославу темным взглядом. И исчезает.
Мирослава вопросительно смотрит вслед, провожает глазами незнакомку. Кто это?
— Это Вера, — спокойно сказал тогда Максим. Слишком спокойно сказал. И встреча эта не встревожила Мирославу. Она поняла — эта девушка из прошлого Максима. Но Мирослава не хотела ревновать к прошлому. — Вера — хороший врач и хороший товарищ. Но она никого и никогда не сможет горячо любить. Она слишком любит себя.
— Мне жаль ее, Максим. Мне кажется, ей одиноко сейчас.
— Ей нехорошо, я знаю. Мамочка моя очень ее любит…
Теперь Мирослава представила надменную походку Веры. И чуть ироническую улыбку на бледных губах. Ох, Вера, неужели ты хочешь присвоить любовь, которая принадлежит не тебе? Руками рассудительной матери тебе не возвратить чужого сердца. И оно уже не согреет тебя, ой не согреет! Краденое счастье не греет. Мне жаль тебя, Вера. И тебя, Максим. Но пусть… Я вам не судья.
Мечты, счастливые давние мечты, опять встают перед глазами. Думалось: они поедут туда, где Максим нашел свое призвание. Будут строить новый город, новые поселки. Мирослава уже видела белокаменный город над морем, встающий из сухих линий на ватмане, какие чертил Максим. Ничего этого уже не будет.
А будет завтра обычный будничный день. Она придет в свой институт и скажет… Нет, конечно, все уже будут в курсе дела. Никто ни о чем ее не спросит, и она никому ничего не станет говорить. Только при встречах… Удивленно снимет свои очки заместитель директора Борис Николаевич Медунка. За спиной со прошуршит сочувственно-насмешливый женский шепот: жених отказался! Перед самой свадьбой! Э-э, видать, что-то там не так… Это только здесь с нею носится заведующий отделом Олег Евгеньевич Соцкий и даже сам директор…
Откопали талант! На всех совещаниях дифирамбы рассыпают и в прессе пишут — способный, талантливый научный работник Мирослава Ольшанская выступила с интересным докладом… Будто других способных и талантливых в институте нет.
Франтоватые институтские дамочки умеют неожиданно уколоть — одним словечком, или вздохом, или взглядом.
Мирослава отвернулась к стене, накрыла голову подушкой. К чему думать об этом? Какие-то две-три сплетницы, заслуживающие скорее сожаления. Ведь в чем для них смысл жизни? В новомодных костюмах и чесночно-огуречных масках на лице…
Нет, завтра утром Мирослава сама расскажет обо всем. Директор — Макар Доля — только посмотрит в глаза и ничего не скажет. Борис Николаевич тоже не осудит. А Соцкий, тот, конечно, бурно возмутится и громко начнет поносить негодяев, которых почему-то еще держит земля. И весело закончит: «Выше голову, Мирослава! И нажимай на педали. Надо смотреть только вперед!»
Одна только Ольга Петровна прижмет ее к своей груди. Усядутся вдвоем где-нибудь в уголке читального зала и погрустят немного. За что так любит ее эта женщина? Но главное — самой ей, Мирославе, нужно выстоять. Самой перебороть себя.
В окно пробивался серый зимний рассвет.
Длинный замерший коридор как будто ожил. В комнатах, за плотно закрытыми дверьми, энергично двигают стульями, слышен говор, возгласы не то радостные, не то удивленные.
Распахнулась одна дверь, хлопнула другая. Ольга Петровна удивленно вскинула глаза. Руки у нее занемели — она несет целую груду папок. Прислушалась. Неужто опять какая-то новость в их институте?
Ольгу Петровну страшили неприятные события и новости. Ей казалось, что каждая новость непременно нарушает ритм творческой жизни, вредит делу. Только недавно пережили все они незадачливую Славкину свадьбу. Неожиданно люди точно разделились. Одни искренне сочувствовали, другие радовались. Откуда оно, это злорадство, у них? Да еще к девушке, которая только начинает распрямляться, как молодая верба весной, и выходит на свою дорожку. Нет, не по душе все это Ольге. Да еще если бы только ограничились пересудами. А то даже на собрании Соцкий кинул реплику: «В научных оценках нужно быть осмотрительнее, так же как в личной жизни». Славка побледнела на трибуне. К чему она выступила тогда с критикой общепринятых гипотез Олега Евгеньевича? И этот Соцкий, который недавно еще так красноречиво (о, это он умеет!) с гордостью бросал: «Наша Мирослава — Жанна д’Арк в науке», теперь так кольнул ее в самое сердце. Девочка не могла продолжать, сбежала с трибуны…
Ольга Петровна осторожно подошла в дверям приемной и отшатнулась. Оттуда вылетел черноусый парень и как вкопанный стал перед нею. Коля Куренной — дамский любимец.
— Простите, я вас напугал? Давайте помогу… Что ж это вы сами носите такие тяжеленные папки? Да вы только крикните хлопцам — мигом все перетаскают. — Он говорил быстро, от этого усы его смешно шевелились.
— Спасибо, я и сама. У каждого своя работа.
— Какая там работа! — Коля энергично отобрал у Ольги Петровны папки. — Разве вы не видите, что сейчас не до работы? Ведь это просто поразительно! Кто бы мог подумать? А он сделал.
— Кто — он? Я что-то не соображу.
— Да вы что? Не знаете? Наш Борис Николаевич… Вот взял и отказался…
— От чего, Коля? — уже совсем растерялась Ольга Петровна. — Ты все по порядку расскажи.
— Как от чего? От выдвижения на премию имени Александра Ольшанского… А куда все это нести? Не стоять же мне вечно с таким грузом.
— Боже мой… Отказался! — Ольга Петровна от неожиданности округлила свои маленькие, светлые в крапинках глазки. — Это… удивительно. На него