Города гнева - Влад Бах

хижины с протяжным скрипом распахивается, впуская клубы снежной пыли, и в проёме появляется Иллана. Щёки обветренные, покрасневшие от мороза, взгляд немного злой, но удовлетворённый. Она швыряет на стол потрошеную тушку зайца – очередной трофей, который умудрилась добыть и освежевать в жуткую метель.

Она внимательно осматривает хижину, задержав взгляд на канистрах и корыте с водой, на буржуйке, где потрескивает огонь. Ее собака, обнюхав мои ноги и рыкнув для порядка, поворачивает морду к хозяйке, словно спрашивая: «Что делать с этим нахлебником? Куснуть или пусть живет?»

– Место, – коротко бросает Иллана, и Вьюга сразу подчиняется, лениво растянувшись перед печкой.

– И ты вот так… целый месяц? Сама добываешь еду, колешь дрова, топишь снег и моешься в корыте? – спрашиваю я, переключая внимание рыжей охотницы на себя.

– И обхожу территорию перед сном.

– Вчера, кажется, не обходила.

– Обходила, когда ты уснул, – сообщает она, слегка прищурившись. – Как голова?

Голос девушки звучит ровно, но в нем угадывается едва заметное беспокойство. Ее внимание к моему состоянию странно согревает и успокаивает, но я быстро прогоняю это чувство.

– Лучше.

– Плечо?

– Тоже, – для достоверности делаю пару махов рукой и даже улыбаюсь. – Твои снадобья помогли.

– Тебе надо больше отдыхать, а не геройствовать, – бросает с упреком, кивая на канистры. – Если подхватишь воспаление легких, оставлю тебя здесь, – стращает она и сняв шапку, устало добавляет: – Ты должен полностью восстановиться, Эрик.

– Я в порядке.

– Ладно, пойду переоденусь и займусь обедом.

– Я могу сам, – предлагаю, но в ответ слышу её короткое:

– Ляг и не отсвечивай, – и силуэт девушки скрывается за тканью.

– Эй, я вообще-то в гости не напрашивался. Ты сама меня сюда приволокла, – возмущенно бросаю ей вслед и, не дождавшись ответа, неохотно плетусь к своей лежанке.

Вот и как с ней общаться? Ни выдержки, ни дисциплины, ни банального уважения к собеседнику… Насчет уважения, конечно, загнул. По сути, я – пленник, и церемониться со мной она не обязана.

«Могло быть хуже» – в сотый раз повторяю про себя. Не срабатывает. Злюсь, стискиваю кулаки и скриплю зубами. Я привык воевать, привык командовать, действовать, а не зависеть от прихоти какой-то девчонки.

Она выходит из закутка в своем наркоманском платье, от которого рябит в глазах. В шкафу я видел еще одно. Идентичное этому. Даже не берусь анализировать и предполагать, что бы это могло значить. Для кого она наряжается в этом богом забытом месте? Уж точно не для меня. Откуда ей было знать, что она наткнется при патрулировании на чужака?

Заметив, что я и не думал ложиться, Иллана недовольно хмурится, окинув меня долгим взглядом. На миловидном лице появляется уже знакомое мне выражение глубокой задумчивости. В ответ я так же откровенно рассматриваю ее.

Что-то в ней – в этих янтарных глазах, рыжих волосах, плавности движений – пробуждает горячее, почти необъяснимое ощущение. Иллана – привлекательная, сексуальная и необычная девушка, но меня сложно зацепить одной только внешностью. Однако отрицать возникшее притяжение – бессмысленно и глупо, оно буквально искрит между нами, покалывая кожу микроразрядами тока.

Наверное, самое время спросить, что она там щебетала про вакцину, но с губ почему-то срывается совсем другое:

– Расскажи мне про испытание. Какова его суть? Чему оно должно тебя научить?

Она делает несколько шагов к столу, поднимает на меня взгляд и холодно отвечает:

– Смирению.

– С чем?

– С судьбой, – просто отвечает она, но в ее голосе звучит нотка горечи.

Засучив рукава, Иллана несколькими ударами топора разрубает тушку на небольшие аккуратные куски, умудрившись не забрызгать платье.

Я удивленно вскидываю бровь. В моем понимании существующей реальности: фатализм и выживание – понятия несовместимые. Верить в судьбу все равно, что плыть по течению, не предпринимая попыток повлиять на формирование будущего.

– Если ваших мужчин тоже обучают смирению, то как вам удалось выжить?

– У мужчин другое предназначение. Они – воины и проходят совершенно иные испытания, – откинув волосы за спину, неохотно объясняет Иллана. – Их обучают тому же, что и вас. Сражаться, убивать, защищать и укреплять свой город, добывать ресурсы, выслеживать врагов. Наши женщины не воюют.

– То есть вы – хранительницы очага и покорные жены? – бросив взгляд на буржуйку, ухмыляюсь я.

– Не совсем, – уклончиво отзывается она. – Точнее, не все.

– А ты? – допытываюсь я.

– Моя судьба уже предрешена, – в ее голосе звучит обреченность.

– Но ты с ней не согласна?

Она замирает на мгновение, потом медленно качает головой.

– В этой хижине до меня побывали сотни девушек. И ни одну из них не спрашивали, согласны они или нет. Мы не выбираем. Выбирают нас.

– Кто? – напряженно уточняю я.

– Бог, – быстро отвечает Иллана, тщательно промывая мясо в алюминиевой миске.

– Вы еще и фанатики, – мрачно выдыхаю я. – Или сектанты? Может быть, язычники? Расскажешь, какому божеству вы поклоняетесь?

– Самому могущественному на этой планете, – спокойно заявляет она, ничуть не обидевшись на мой пренебрежительной тон. – И нет. Это не твой отец, – обернувшись через плечо, она иронично смотрит на меня.

Ее последняя фраза звучит как вызов, и я не выдерживаю.

– Что за чушь, Иллана? Ты, вообще, себя слышишь? – устав от безумного бреда, льющегося из ее рта, стремительно сокращаю разделяющееся нас расстояние.

Девушка молча вытирает руки, потом резко разворачивается ко мне. Ее взгляд пронзителен, на лице застыла непроницаемая маска.

– Тебе представится возможность его увидеть, когда он придет за мной, – медленно проговаривая каждое слово, произносит она.

Я изумленно смотрю на нее, пытаюсь понять, шутит она или говорит всерьёз. Но ее янтарные глаза горят холодным огнем – никакой насмешки, только непоколебимая уверенность. От этих слов становится не по себе, будто воздух в хижине разом стал гуще и холоднее.

– За тобой? – с трудом выдавливаю я, все больше склоняясь к версии о каком-то религиозном языческом культе. – Что ты имеешь в виду?

Девушка медленно отворачивается, берёт миску с мясом и направляется к буржуйке. Вьюга тихо поднимает голову, словно тоже ожидая ответа. Но Иллана молчит, едва слышно вздыхает и ставит миску на край печки.

– Кто ОН, чёрт возьми? – гневно спрашиваю я, закипая от злости. – Хватит ходить вокруг да около!

Она стремительно оборачивается. Ее волосы взлетают рыжими всполохами, а в глаза вспыхивает такой огонь, что я непроизвольно замираю. Янтарный взгляд пронзает меня насквозь, заставляя дыхание сбиться. Она говорит медленно, но каждое ее слово звучит, как удар молота:

– Тот, кто правит этой землей. Тот, кто создал каноны, по которым мы живём. И тот, кого ты никогда не увидишь… если не пойдёшь со мной.

Я поражённо замолкаю. Иллана яростно смотрит на меня, в ее глазах читается вызов.

– Ты сумасшедшая, – тихо, почти шёпотом заключаю я.

Это не просто слова – защитная реакция. Единственное, что приходит в голову перед лицом того, что кажется абсурдным, но подано с такой непреклонной убежденностью. Однако меня пугает не ее возможное безумие, а ее вера. Вера, которая выглядит непробиваемой, фанатичной. Подобная вера опасна. Фанатик не нуждается в оружии, он сам становится орудием. Такой человек готов шагнуть в бездну, думая, что это его предназначение и конечная цель.

Алые губы медленно растягиваются в язвительной ухмылке, обнажая ровные белые зубы, но эта улыбка кажется холоднее зимнего ветра. Она режет, словно лезвие, скользя по моей уязвлённой гордости.

– Сумасшедшая? Может быть, – мягко, почти нежно произносит она, но в ее голосе слышен едкий сарказм, от которого по моей коже пробегает дрожь. Иллана словно наслаждается моей растерянностью.

– Значит, ты уверена, что этот… Бог придёт за тобой? – делаю еще одну попытку докопаться до истины, зацепиться за неуловимую логику, которой априори нет.

– Уверена, – спокойно отвечает она, подбрасывая в буржуйку несколько поленьев. Блики пламени искрят в медной лаве ее волос и мягко подчёркивают изгибы фигуры.

– И что тогда? – напряжённо спрашиваю я. – Что будет, когда он придёт?

Оглянувшись через плечо, она медлит с ответом, ее лицо на мгновение становится непроницаемым.

– Я уйду с ним.

– То есть ваш Бог – реален? Из плоти и крови? – с некоторым облегчением уточняю я.

Возможно, все не так критично, как показалось на первый взгляд.

Иллана задумчиво улыбается.

– Реален? – повторяет она. – Смотря что ты вкладываешь в эту мысль, Эрик.