Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После февральского перемирия в Эрзинджане Энвер-паша начал общее наступление, которое завершилось захватом Трапезунда и Эрзурума 12 марта[4566]. 25 апреля турецкие войска взяли Карс, открыв путь к Закавказью[4567], и 4 апреля Ван, предвкушая общее наступление Османской армии в Азербайджане. Таким образом, когда 11 мая 1918 г. открылась Батумская «мирная конференция», генерал Халил-паша [Кут], полномочный представитель Османской империи, находился на позиции силы и мог диктовать свои условия закавказским делегатам. Тем более что 15 мая, в самый разгар переговоров, Армия Кавказа начала наступление на Александрополь[4568]. Тем не менее следует помнить, что хотя очевидной целью этих военных операций было отвоевать обратно османские территории, они также заняли свое место, как мы увидим позже, в плане пантюркизма, целью которого, среди прочего, было ликвидировать последних уцелевших армян, будь-то османские беженцы или русские подданные на Кавказе. Генерал фон Лоссов, представитель Германии на Батумской конференции, писал в этот период, что турки предприняли «тотальную ликвидацию армян также и в Закавказье»[4569]. В течение следующих недель генерал фон Лоссов обозначил этот вопрос более подробно: «Цель политики Турции, как я всегда считал, состоит в завладении армянскими районами для того, чтобы искоренить население, проживающее в них»[4570]; «правительство Талаат-паши хочет уничтожить всех армян не только в Турции, но и за ее пределами»[4571]; «после полного окружения остатков армянского народа в Закавказье турки намерены… замучить армянский народ голодом до смерти, это очевидно»[4572]. Генерал Фридрих барон фон Кресс Крессенштайн, бывший начальник военной операции в османском Военном министерстве, который был назначен главой немецкой имперской делегации на Кавказ в июне 1918 г., был сам убежден, что «турецкая политика, которая состоит в провоцировании голода, ясно свидетельствует и не требует дальнейшего доказательства стремления к уничтожению, которое турки замышляли по отношению к армянским подданным»[4573]. Он видел доказательство своих слов в отказе генерала Эсада по «малоубедительным предлогам» от его предложения предоставления помощи армянам; и он полагал, что это было не более чем вопросом изменения метода[4574]. В течение подготовительных этапов, сообщает Кресс фон Крессенштайн, турецкие гражданские и военные власти вернулись к опробованной верной риторике в своих докладах в Стамбул о видах «военной необходимости» или «угрозе нашим линиям связи и нашему тылу», что должно было «оправдать убийство сотен тысяч людей»[4575]. Здесь просматривается сходство в методах используемых для представления фактов, с клеветнической кампанией, которая предшествовала преступлениям 1915 г. Лидеры кавказской кампании провоцировали проблемы военной безопасности в своих связях с начальниками для того, чтобы узаконить поборы, на совершение которых они шли по поручениям, получаемым от этих начальников. Единственное примечательное отличие, наблюдавшееся в 1918 г., состояло в методическом использовании армии, которая одновременно представляла собой и орудие завоевания, и машину для уничтожения.
Однако невозможно понять значение Кавказской операции, если не помнить о том, что КЕП воспользовался уходом русских войск для того, чтобы предпринять попытку реализовать план пантюркизма, который провалился в начале 1915 г. Подполковник Эрнест Паракуин, который был начальником штаба Халил-паши [Кута] сначала в Ираке, а затем на Кавказе, «воспользовался» откровенностью вышеупомянутого генерала, который основал «Специальную организацию» и позже почувствовал необходимость сделать это откровение достоянием общественности. Будучи знакомым с военными младотурецкими лидерами, немецкий офицер указывает, насколько глубоко такой человек, как Халил-паша, был одержим «Тураном», «границы которого он очертил синим карандашом» в английском атласе[4576]. Военная и демографическая оккупация пространства, о котором он мечтал, проявляется как новая форма колониализма «а-ля тюрк», теперь основанная, однако, на «расовой» однородности, которая была узаконена мифом о возвращении к истокам расы. Для Халил-паши «завоевание Туркестана, колыбели турок, было самым важным пункте повестки дня», отмечает Эрнест Паракуин. В глазах Халил-паши «татарам Кавказа, связанным с турками своим происхождением», было суждено «быть включенными» в «федерацию», создание которой он намечал. Что касается «национальных меньшинств в странах, расположенных между ними», они должны были «покориться». Халил-паша также отметил, что «армянский вопрос» был на «грани решения благодаря войне путем полного уничтожения армянской расы. Все заинтересованные турецкие подразделения работают в этом направлении с непреклонной решимостью»[4577].
«Эти империалистические мечты, которые Халил-паша изложил мне однажды вечером, когда его глаза сверкали огнем энтузиазма, — пишет Эрнест Паракуин, — были не просто плодом очень богатого воображения человека с Востока; они реализовывались систематически и объективно». Более того, сообщение немецкого офицера подчеркивает, что младотурецкие лидеры были готовы на любые жертвы для достижения своего проекта пантюркизма, включая отказ от своих арабских владений[4578].
По информации Эрнеста Паракуина, Энвер-паша послал своего младшего брата Нури, который был повышен в звании до генерал-лейтенанта в возрасте двадцати семи лет, в Баку для того, чтобы тайно заложить там основу. Он даже дает нам понять, что «Татарская Республика» была наречена младотурками «Азербайджаном»: «Название выбрано хорошо, не так ли?» Халил-паша, как предполагается, возроптал, «намекая на персидский Азербайджан, включение которого в новую республику было не только в планах, но уже инициировано всеми возможными средствами»[4579]. Задолго до того, как турецкие войска прибыли в Баку, Нури «был бесспорным хозяином нового татарского государства, так что, когда я посещал его летом и осенью 1918 г., у меня осталось четкое впечатление, что я был в турецкой провинции. Все стратегические точки в регионе, — продолжает Эрнест Паракуин, — были заняты турецкими войсками, которые получили название “Армия ислама”, как того требовала ситуация». Военный министр, татарский юрист, щеголял в униформе турецкого паши; повсюду турецкие офицеры и “софтас” проповедовали подчинение халифу в Стамбуле; турецкий полумесяц развевался над всеми общественными зданиями. Аналогичные процедуры были применены среди мусульманских народов Северного Кавказа»[4580].
«Азербайджан», который был включен в Закавказскую федеративную республику весной 1918 г., уже явно находился под бесспорным контролем Стамбула и работал изнутри над реализацией проекта пантюркизма. Вполне вероятно, что
