Стамбул предложил руководству страны сохранить определенный запас, пока армянское убежище не будет полностью ликвидировано. Захват Александрополя и Карса в апреле — мае 1918 г. привел к массовому исходу армянского населения, которое переехало в Ереван, а также к массовым убийствам, совершенным при соучастии, в частности, полковника Абдулкадри Хильми, члена Генерального штаба Османской империи, отправленного для укрепления турецких сил[4581]. Турецкая сторона апеллировала к условиям Брестского мирного договора (ратифицированного большевиками 15 марта 1918 г.), согласно которому туркам отходили районы Карса, Ардагана и Батума, а также к «военной необходимости» для доступа к железной дороге Карс — Джульфа — Баку для того, чтобы оправдать свое непреклонное наступление, вслед за которым план о ликвидации армян становился первоочередным. Изучение военных операций показывает, что Армия Кавказа стремилась вытеснить население, которое она изгоняла из собственных домов, в ограниченный район Еревана. После прибытия 16 мая в Араратскую равнину на левом берегу реки Араке турецкие войска потребовали свободного прохода к Джульфе. В случае непредоставления такого прохода они не могли гарантировать «неуязвимость населения»[4582]. Обмениваясь нотами с Закавказской федеративной республикой, Халил-паша обещал «дружественное наступление» своих войск, при этом они должны были взять под контроль маршрут между Ереваном и Тифлисом и идти на Баш Абаран, расчищая путь на Ереван[4583]. Даже теперь, когда Стамбул вел «переговоры» о мирном договоре в Батуме с Закавказской федеративной республикой, он ужесточил свой контроль над Грузией и Арменией; Стамбул наслаждался заметным преимуществом, получая ежечасные сообщения о природе дебатов, происходящих в закавказской делегации благодаря азербайджанским членам этой делегации, которые тайно встречались с Халил-пашой[4584]. Для того чтобы узаконить эти операции, которые уже не могли быть признаны законными в качестве строгого применения условий Брестского мирного договора, 20 мая, обмениваясь сообщениями с немецкими собеседниками, Энвер-паша выдвинул двойной аргумент: наличие большевистской опасности на Кавказе и «страдания, которые невинные мусульмане пережили в руках порочных армян»[4585]. Есть все основания полагать, что стратегия турок состояла в то время в сокрушении Закавказской федеративной республики для того, чтобы лучше управлять местным населением. Ультиматум, который Халил-паша поставил 26 мая, вероятно, предназначался для использования в этой цели. Как и его племянник, он сослался на душевные страдания «сотен тысяч турок и мусульман в Баку и его окрестностях» и происходящую там «непоправимую трагедию», чтобы оправдать свое требование свободного доступа к Закавказской железной дороге. По его словам, ни одно правительство не может оставаться «равнодушным перед лицом таких злодеяний»[4586]. Декларация Грузии о независимости, принятая 26 мая, и декларация о независимости «Южного и Восточного Закавказья», который должен был стать Азербайджанской Республикой, принятая на следующий день, положили конец существованию федерации и связям с Россией. Сам Нури-паша сформировал в Гяндже «азербайджанский» кабинет, который сразу же потребовал «помощи» от турецких войск в освобождении страны от большевиков[4587]. Иными словами, формирование «независимых» республик было плодом турецкой инициативы; «освобождение» Закавказья от власти большевиков следует понимать как ликвидацию армян, которые занимали центральное место в экономике региона, а также представляли собой основной источник поддержки Октябрьской революции на Кавказе. Это была на самом деле странная ситуация, которая иллюстрировала крайнюю раздробленность армянского общества, состоявшего из групп с различными интересами, перед лицом движения пантюркизма, которое было сплоченным, но сдерживалось тем фактом, что его возможности не были равны его амбициям.
28 мая армянский Национальный совет осторожно провозгласил себя «верховным» органом власти в «армянских провинциях» с прицелом на заполнение политического вакуума, создавшегося после ухода русских войск и внесения последнего квадрата территории вокруг Еревана хотя бы как минимального представителя. Этот новый орган власти приступил к организации обороны города. 24 мая армянские войска остановили турецкое наступление в нескольких десятках километров к западу от Еревана в Сардарабаде и на севере в Каракилисе, в тридцати километрах к востоку от Александрополя[4588]. Такой неожиданный поворот в ходе боевых действий, несомненно, спас армян от попадания в совершенно изолированной анклав, который бы представлял собой обширный концлагерь, где они бы непременно умерли от голода. Тем не менее у армянской власти не было иного выбора, кроме как подписать 4 июня Батумский договор, что уменьшило «Армению» до территории площадью около десяти тысяч квадратных километров. Вехиб-паша, чьи замечания во время «переговоров» в Батуме приводит Хатисян, откровенно оправдывают инициативу Турции: «Здесь наша кровь, наше религия, наш язык. Это оказывает непреодолимое притяжение. Наши братья в Баку, Дагестане, Туркестане и Азербайджане [здесь термин «Азербайджан», несомненно, обозначает северо-запад Персии]»[4589].
Турецкие амбиции не ограничивались Арменией. Грузия, в которой армянское население было сконцентрировано в Ахалкалаке, Ахалцхике и Тифлисе, представляло собой еще одну цель для Армии Кавказа. Эрнест Паракуин отмечает, что «неожиданный» приход немецких войск 10 июня «остановил победный турецкий марш на Тифлис». Напряженные отношения, которые возникли между турками и их немецкими союзниками в результате амбиций Турции в Закавказье, здесь переросли в вооруженный конфликт, после чего «победоносные турки проглотили свою гордость, громко скрежеща зубами при этом»[4590]. Хотя турецкой армии не удалось установить полную блокаду армянского анклава, она постаралась спровоцировать нехватку продовольствия, что привело к голоду и эпидемиям. В период с весны до осени 1918 г. как минимум около двух тысяч человек, в первую очередь армянские беженцы из Османской империи, лишились жизни в анклаве. Маршал Гинденбург, глава генерального штаба немецкой армии с 1916 по 1918 г., пишет, что «ужасные события… которые также происходили до конца войны в армянской части Закавказья… турки считали просто внутренним делом»[4591]. В конце мая 1918 г. австрийский дипломат заявил, что по информации, полученной из Берлина, «Турция хочет полностью присоединить Кавказ и истребить армян всеми мыслимыми средствами»[4592].
В августе вице-маршал Помянковски, австрийский полномочный представитель и военный атташе в Турции, отмечал, что необходимо «защитить армян на Кавказе не только от убийств, но и от голода»[4593]. После турецкого весеннего наступления полмиллиона армян, в основном женщины и дети, разбросанно проживали по всему Северному Кавказу; Ереван пытался убедить немцев разрешить этим беженцам вернуться в свои дома до наступления зимы. Армения также обращалась в Берлин за помощью, чтобы заставить турок оставить некоторые районы Еревана и Александрополя, в которых имели место ежедневные поборы, и изо всех сил старалась получить поставки продовольствия, которые не могли достичь цели[4594].
Турецкие военные операции в иранском Азербайджане весной 1918 г.
Хотя первое наступление Османской империи в Азербайджане весной 1915 г. было остановлено русскими войсками и батальонами армянских добровольцев под командованием генерала
