Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Байдай заметила, что я стою и не двигаюсь, в отличие от остальных пациентов, кинувшихся врассыпную. Девушку это, похоже, немного озадачило. Но она тут же с легкой улыбкой спрыгнула с подоконника и, прищурив глазки, изящно подлетела ко мне на цыпочках. Байдай на миг застыла, а потом ухватила меня за руку и потащила вон из палаты. Ощущение от прикосновения девушки чем-то напоминало забавы с цыплятами на ферме. Ее касание было гораздо более влажным, чем у сестрицы Цзян. Вопреки всем моим сомнениям, я не удержался от ухмылки.
Всю дорогу я думал, что сейчас нас остановят врач или медсестра и учинят допрос по поводу нашего пункта назначения. Но ничего такого не случилось. Все двери распахивались перед нами. И наверно, это было неслучайно. Как сестрицы Цзян и Аби, Байдай была любимой пациенткой больницы, так что ее, как старую знакомую, никто особенно не контролировал. Или, может быть, медперсонал хорошо понимал, что больные никуда не денутся от них. Заселиться в палату – еще тот куш. В таком отношении к нам ощущалось даже некоторое почтение.
Так мы и выбрались в сад. Подошли к вольеру.
Но там было совершенно пусто, и мы отправились прочь несолоно хлебавши.
Не сказать, будто я питал особые надежды увидеть нечто сверхъестественное. В любом случае прогулка с пышущей энергией юной подругой по болезни была мне на пользу. За хождениями, вглядыванием в клетки и любованием цветами боль немного забывалась.
Байдай далеко не в первый раз выкрикивала эту фразу, чтобы навести панику на соседей по палате. Девушка выглядела немного удрученной, но, поскольку на этот раз я составил ей компанию, она чуть ли не прыгала от радости, и ее настроение передалось мне, будто нас разом обдал поток воодушевляющего свежего воздуха.
«Что она за человек? Отчего она вздумала следовать за мной как тень?» Такую думу думал я, разглядывая искоса спутницу. Фигуркой она вышла простой и лаконичной, как одноступенчатая ракета. Уродилась девушка красавицей: ясные глаза, белые зубы, четкий овал лица. Все в ней говорило о несокрушимой решительности. Плотно облегающая тело роба не скрывала от постороннего взгляда девичьи достоинства. По виду вообще нельзя было сказать, что девушка страдает какими-либо хворями. Вот только от того, что она любила мучить себя размышлениями, у нее меж бровей образовалась уродливая складка, походившая на гусеницу. На мочке левого уха у моей подруги виднелась малюсенькая серая пятиконечная звездочка. Остриженные волосы плотно обволакивали впалые щечки. В Байдай неуловимым образом сочетались жесткость и мягкость. Вспышкой молнии она сияла посреди тоскливого сумрака больницы, придавая учреждению хоть немного краски и движения.
У меня в ушах снова отдался громом вопрос, которым она меня оглушила: «От чего дохнут врачи?» О чем это она? Чтобы задаваться таким вопросом, надо хранить в себе изрядную дозу злобы. Можно было даже предположить, будто Байдай всем эскулапам желала смерти. Она не верит ни в больницу, ни во врачей? В этих словах еще можно было углядеть некую тайну, которую скрывали в себе и больница, и город, тайну, которую мне так и не поведала сестрица Цзян. Мне подумалось, что с Байдай и ее взбалмошным характером стоило быть настороже.
В сад и из сада вело множество входов и выходов, между которыми можно было беспрепятственно перемещаться. Единственный проход, которого здесь не хватало, был выход из больницы. Байдай будто ненароком и безо всякой цели потащила меня на эту прогулку. Обойдя дворик один раз, мы побрели обратно в стационар.
При входе в лифт на нас вывалилось густое облако с удушливым привкусом антисептика. Сразу подумалось, что никакой павлин – а скорее всего, и никакой Будда, даже сам Будда Шакьямуни – в таких местах долго бы не продержался. Но было в этом запахе и что-то притягательное. Мне он напомнил аромат бензина, который я любил с детства. Возможно, доктор намекал именно на это, когда говорил со мной об иллюзиях? Лифт был насквозь прозрачный, будто мы были не в больнице, а в гостинице. Перед нами проносилось этаж за этажом укутанное в плотный туман здание больницы – длинный, как огромный змей, поддернутый зеленцой и обвешанный бесчисленными шестеренками из красной меди конвейер, который без устали аккуратно и поступательно вертелся, перерабатывая на всей своей протяженности непрерывный поток больных в более-менее готовый полуфабрикат и распихивая лифтами-манипуляторами результаты своих трудов по разнообразным ячейкам-палатам. Кто-то из пассажиров лифтов, похоже, только что перенес операцию, кто-то переезжал из одного отделения в другое. Больные понимали, в каком положении оказались, и без единого звука давали себя аккуратно рассовывать по нужным местам. На общем фоне выделялись врачи и прочие представители медперсонала в отглаженных белых халатах и нарукавных повязках с красным крестом. Сотрудники охраны больницы стояли с суровыми лицами, заведя руки за спину и широко расставив ноги. Они держали караул на каждом шагу в режиме необъяснимо тревожного ожидания. Такими небесными воинами и генералами наверняка даже Верховный владыка Нефритовый государь не мог бы похвастаться.
Я вновь засомневался, не приключилась ли у меня очередная иллюзия. А тут как раз Байдай пояснила, что все это – недавно отстроенные больничные палаты нового типа, соответствующие строгим экологическим стандартам. Там все работало на полном автомате – пускай в пробном режиме. Вслушиваясь в доносившиеся из тех покоев звуки, я мог лишь дивиться и завидовать пациентам, которые там оказались.
Вскоре мы вернулись в родную палату. Когда мы вошли, то увидели, как через прогнившие перила с одной кровати сползает на пол член за членом пациент и, сложившись в мясистый шарик, пытается просочиться через дверной проем. Мужчина с трудом протягивал нам усохшие до плотности неокрепших веток руки. Больной шевелил уже неспособными издавать звуки губами. В трепетании уст угадывался вопрос: «А куда это вы вдвоем ходили без нас?» В этом воззвании крылась и изрядная доля острой ревности, и глубокая обида. Глаза, привыкшие смотреть исподлобья, пылали гневом. Но никто не рискнул полюбопытствовать, от чего гибнут врачи, словно это была черная дыра, с которой никто не решался встретиться лицом к лицу.
Я забеспокоился, что товарищ по несчастью сейчас кинется ко мне на шею. Я бы не смог сразу придумать, что с ним делать. Байдай, глянув на меня, фыркнула и повела меня дальше, прочь из палаты. В этот раз мы не сели в лифт, а пошли по неосвещенной длинной лестнице. Передвигаться приходилось на ощупь с
