A moongate in my wall: собрание стихотворений - Мария Визи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
11 марта 1965 г.
407. «Ты не знаешь, куда ты идешь…»
Ты не знаешь, куда ты идешь,для чего свою песню поешь,и не знаешь, куда ты придешьи какую утеху найдешь.
Наливается золотом рожь,изумрудная в зелени дрожь,одинаково полдень хорошдля бродяг, для детей, для вельмож.
Но когда ты до грани дойдешь,ты увидишь и сразу поймешь,что надежды твои были ложь,что потерянных дней не вернешь,
— что ж,ты обратно опять повернешьи понуро назад побредешь,не узнав, для чего и живешь
За полями, где сжатая рожьгде овраг на могилу похож,с болью на сердце, острой, как ножты почувствуешь, что устаешь,
и печально итог подведешьи, быть может, подумаешь: «Все ж,Божий мир, вероятно, пригож,есть и правда, не все только ложь…»
И свернувшись в комок, точно еж,в свою темную нору нырнешь,и усталые веки сомкнешь,и умрешь…
16/17декабря 1965 г.
408. Поэту («Затерялась, забылась где-то…»)
Затерялась, забылась где-тонежная юность поэта —не осталось следов,где прошла когда-то,где поляна была примятасреди белых майских цветов.
Смолк последний аккорд сонета.Выпал ландыш давноиз петлицы.Ночь в окно —затуманились лица,и под желтым, скупым фонаремэтим темным, глухим ноябремникто не споет о нем,не придет о нем помолиться.
Все не верили знакам, слезам,не видали, как стлался туманпо низам,вот, мол, только воскликнуть«Откройся, Сезам»— ждали чудо увидеть в пещере.
А оттуда глазом недобрымих встречали гадюки и кобрыи клыкастые, смрадные звери —а потом, убегая по кочкам, пескам.
прижимая беспомощно руки к вискам —не заметили — тот на пути отстал,не слыхали последнего крика,
и когда оглянулись дикопри финале звериного скерцо,увидали, как кровью дымиласьгвоздикавместо ландыша возле сердца.
18 февраля 1966 г.
409. Ноктюрн («Далеко паруса уходили…»)
Далеко паруса уходили.Голубые туманились воды.Голоса вечерних идиллийотзвучали da capo al coda.
Языки огневые закатаприбрежные камни лизалиДень отошел куда-то,покидая кусты азалий.
И пусто. Только лениво,будто нехотя расставаясь,холодные губы отливатрогали мокрые сваи.
И черного мола торсасилуэт от мели до мелив темноту глухую простерсядо уже невидимой цели.
2 марта 1967 г.
410. «Облака бульвар обложили ватой…»
Облака бульвар обложили ватой,высоких кленов тревожа чуб.Месяц мартовский бесноватыйподнял рога над тенью груб.
Чопорной яви дневной на сменупризраки ночи вставали разом,путались с лунным мерцаньем пенным,висели над улицей, как миазм.
2 марта 1967 г.
411. Мотив
… и ах, не видят, идут, слепые,как вол, что тащит ярмо на вые,тяжелую голову опустив…
2 марта 1967 г.
412. Иная заря
Проходили высокой тенью,как Масаи с границы Кеньи,странным говором говоря,и звучали их барабаны,
точно зов в далекие страны,где горит иная заря,где закон времен неподвиженнад соломенной крышей хижин,
где мираж блеснул и пропал,где над выжженной солнцем степьюпронесется летучей цепьюмолодое стадо импал.
19 апреля 1967 г.
413. Пропавшее племя[195]
Здесь народы в древности жили;глубоко под слоями пылиих жилищ исчезли следы.
На песке, на пустынном поле,начертали песни о боли —первый ветер унес слова.
На снегу написали снова —не осталось и там ни слова,в талом снеге взошла трава…
Мир вокруг и чужд и чудесен,и никто не запомнил песен,тех, что ветер веков унес.
Лишь миллениум и поныненерушимо в сердце пустынибессловесный стоит утес.
1 мая 1968 г.
414. Заметка с фронта[196]
Ребенок племени Ибо(вернее, ребенка тень)жевал тухлую рыбу,не евши четвертый день.
В лианах рвались снаряды —в кровавом центре атакспускался, точно из ада,тропический черный мрак,
и чтобы забыть обидутуземный раненый вождьцитировал Энеидуночью, в кромешный дождь,
как будто от древней латыни,что в сердце его цвела,поверит вдруг, что отнынев мире не будет зла.
12 ноября 1969 г.
415. «Ни покоя, ни отдыха нет…»
Ни покоя, ни отдыха нет.Над горой зажигается свет,разгорается яркое пламя,на ветру развевается знамя,в поле битвы уходят полки.Пули смерти часты и легки.
[1960-е гг.]
416. Ноктюрн («В каньоне высокая пальма…»)[197]
В каньоне высокая пальма:поникший венчик зачах,висит, как черная тальмана женских худых плечах,
и будто огромная астра,в петлице ее виднаточеная из алебастрабелеющая луна.
Потом и луна погасла,и мраком каньон объят,как будто кончилось маслона дне небесных лампад;
И только в углу долинытемнеющей горной стенедалекие мандолиныпоют о чьей-то весне.
[1960-е гг.]
417. Обо мне?[198]
Тень осенняя тихо ляжетна загородный приют.«До свиданья» никто не скажет,и песню тебе не споют.
Фонари проезжей дороги,что от города к полю нить,на ползущие мимо дрогиравнодушно будут светить.
Не будет дружеской встречи,только ветер и листопад,и созвездий мутные свечив сумерках невпопад.
А люди будут все те же,и будет толпа весела.На случайный вопрос: «А где же…?»«Да вот, недавно была…»
[1960-е гг.]
418. «Я ушла по чужим дорогам…»
Я ушла по чужим дорогам,ты теперь за мной не иди.Будет встречных радостей много,как и горестей, впереди.
Но не будет ни слез, ни истерик,ни упреков, ни горьких слов,если выйду на дикий береги скудный будет улов.
Только песни будут со мною,только память о светлых днях.Буду спать под ущербной луною,отдыхать на корявых пнях,
буду слушать шумы прибояи не стану считать потерь.Не смогла остаться с тобою —не ходи за мною теперь.
[1960-е гг.]
419. «Ты меня корил, а я смеялась…»
Ты меня корил, а я смеялась,раз уж было все равно теперь:ведь любовь, не глядя, удаляласьв широко распахнутую дверь.
У кустов сиреневых запнуласьи в калитку дальнюю прошла.Так ни разу и не обернулась,не кивнула и не позвала…
Шелестя прощально, осыпалисьлистья в отцветающем саду.Мы жалеть не будем, что рассталисьв этом незадачливом году:
ты мою ладонь губами тронешь,я слегка коснусь твоей руки.Ты ее, ушедшей, не догонишь,и увижу я — не без тоски —
как далеко на большой дороге,в отблеске закатного луча,мне махнет, слетев к тебе под ноги,пестренький платок с ее плеча.
[1960-е гг.]
