Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ницше умер, потому что утратил рассудок, – отозвалась девушка с безразличием. – Этот твой мыслитель как-то заметил, что тот, у кого есть «зачем» жить, способен выдержать любое «как». Вот только сам Ницше уже в 45 лет чувствовал себя глубоко одиноким и никем не понятым. Бросился он как-то в Турине лошади на шею, спас ее, но при этом свихнулся и после этого уже не смог прийти в себя. Хотел Ницше стать сверхчеловеком, да не смог. Впрочем, врачи прошлого поколения не могли никак выполнить скрининг новорожденных и ничего не могли предпринять заблаговременно, чтобы потенциальный душевнобольной не стал действительно помешанным. А сейчас все так придумано и имеются условия, чтобы из больных получались сверхлюди.
От ее слов мне показалось, что я и сам скоро сойду с ума. Похоже, моя болезнь сводилась к умопомешательству.
– Ты не сошел с ума, с тобой этого просто не может произойти. В эпоху медицины никто никому не даст просто так слететь с катушек. Братец Ян, вся проблема в том, что ты еще не повзрослел. Ты – мальчик-переросток. – Байдай будто без слов, с одного взгляда поняла, в каком направлении текут мои мысли, и со всей прямотой вскрыла изъяны моего когнитивного процесса. Словно бы девушка только и выжидала момент, чтобы затронуть истинную тему разговора. Я дал рукам опуститься вдоль тела. Все эти экзерсисы оказались немного излишними. Я и без них чувствовал прилив энергии.
8. Модернизация и замена человека
Состояние здоровья и у Байдай, и у меня за время бесцельных блужданий по стационару вроде бы даже улучшилось. А все потому что, исходя из материалов больничных архивов, где все еще не обнаруживались наши диагнозы, можно было узнать, что мы уже прошли через важный этап лечения: нам исправили гены. Доктор Хуаюэ во время обхода подтвердил, что это действительно так. Эта методика, получившая распространение в начале XXI века, считалась сравнительно прогрессивной. Вот только я – хоть убей – не помнил, чтобы с моим телом предпринимали некие манипуляции. Но допускал, что с генами моими поработали где-то на ранних этапах лечения. Вероятно, проблемы со здоровьем у меня вовсе не исчерпывались болью в животе. Наверняка были еще какие-то заболевания, например, вроде весьма кстати проявившейся амнезии, которая, по всей видимости, была вызвана чем-то глубинным, наподобие энцефалотрофии или атеросклероза. Предписанная программа лечения была очередным этапом взаимодействия с врачами. И все же меня смущало примечательное обстоятельство: гены мне полечили, и я выжил, но так до конца и не выздоровел да к тому же позабыл все, что происходило вплоть до последнего времени.
Я отксерил медицинскую карту из картотеки и засел изучать историю моих болезней. В начале записи были четкие и совершенно ясные. Моим трем миллиардам спаренных оснований провели полноценное секвенирование; на основе этого удалось воссоздать мою генетическую наследственность и понять, в каких генах у меня произошли мутации. Был сделан вывод, что у меня риск стать шизофреником был на 15 процентов выше среднего. Я также оказался носителем нескольких рецессивных генов, суливших мне разнообразные хронические заболевания вроде эмфиземы легких, гепатоза, диабета и сердечной недостаточности. К тому же у меня вероятность возникновения рака простаты была вдвое выше, чем у мужчин в среднем. Сверх этого, в моем организме вскрылась целая цепочка дефектов, которые и подсчитать не представлялось возможным. С учетом такого положения дел со мной уже успели поколдовать на генном уровне, полностью ликвидировав все указанные угрозы. Что же касается боли в животе и ослабевшей памяти, то источник этих недугов, по всей видимости, следовало искать в том, что я жил как-то неправильно.
Байдай дала мне почитать собранные у нее выпуски «Новостей медицины и фармацевтики Китая». Так у меня появилась возможность погрузиться во все связанное с идеями и целями эпохи медицины. Раньше я питал иллюзии, будто очень хорошо разбираюсь в больничных делах. Однако на поверку мои познания оказались крайне скудными, так что оставалось методом проб и ошибок восполнять пробелы.
«Больница – великое изобретение цивилизации, результат аккумуляции в течение длительного времени внимания и заботы к ближним, проявление высшей любви на Земле», —
заявлялось в передовице.
«Новости медицины и фармацевтики Китая» были изданием откровенно невнятным. Авторы статей риторически топтались на месте. Понимал я от силы половину из того, что они хотели сказать. Лейтмотивом через все статьи проходила мысль о том, что больница – сложная система, в которую должны безропотно встраиваться больные. Впрочем, то же самое – все как-то сложно – можно было заявить и о «Новостях» как издании.
Я набрел на статью, в которой рассказывалось о разительных отличиях медицинской революции ото всех других научно-технологических прорывов прошлого. Ведь предшествующие нововведения – паровые машины, электродвигатели и Интернет – представляли собой именно материальные революции, которые могли оказывать только частичное воздействие на человека. Медицинская же революция была напрямую направлена на преобразование человека как такового. Эпоха медицины являла собой рассвет модернизации и воссоздания человеческого вида.
Чтобы понять смысл утверждений в газетных заметках хотя бы процентов на шестьдесят – семьдесят, мне приходилось наводить справки в больничной библиотеке и прибегать к помощи Байдай. Больница теперь казалась мне подобием вуза, уж слишком высокими оказались материи, которыми меня пичкали. А я, несмотря на то что считал себя вечным больным, был все же человеком искусства, который умел лишь слагать вирши для песенок. Для подобных мне созданий в эпохе медицины места не было.
Ликбез позволил мне врубиться, что так называемая генная терапия базировалась на технологиях генетического секвенирования и предполагала выявление болезней, которые могли потенциально возникнуть, или обнаружение мутаций звеньев ДНК. На основе этих исследований в соответствующие генные локусы вживлялись взятые извне нормальные гены. Иными словами, хорошие, здоровые гены подменяют аномальные. В результате ДНК преобразуется – в этом суть данного формата лечения. Причем генная терапия была сразу двух видов. «Экстракорпоральной генной терапией» называли процедуры, когда из тела больного вытаскивают клетки, в них вживляются недостающие элементы ДНК, и затем клетки обратно вживляются в пациента; «интракорпоральная генная терапия» предполагала прямое введение нужных генов в органы больного.
Можно было еще таргетированно использовать некоторые препараты для того, чтобы сдерживать эпидермальные факторы роста, препятствуя активации белков и предупреждая недоброкачественные изменения.
«Когда закончатся клинические испытания с нуклеиновым основанием генов человечества, нам откроются тайны патогенеза, стоящие за несколькими тысячами
