Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле после лагерной жизни Максим преобразился. Побрившись и подстригшись, он со своей ладно скроенной фигурой – богатырскими плечами и мускулистыми ручищами – выглядел как один из тех белокурых и голубоглазых красавцев, которые с ослепительной улыбкой подмигивали с щитов, рекламировавших новые германские фильмы и косметическую продукцию. Заглядывались на него не только семигорские красавицы, работавшие у Шпрингдерхаузена, но и некоторые англичане, делившие тягости плена.
Осенью из России стали приходить сообщения, одно за другим подтверждавшие его самые скверные предчувствия. Вслед за февральской революцией и отречением царя в октябре в Питере произошёл военный переворот, о котором взахлёб и, что удивляло, весьма лестно судачила
германская пресса. Русскую армию большевики довели до состояния полной деморализации. Солдаты казнили офицеров. Немцы развернули наступление по всему фронту. Надломленные войска были не в силах противостоять.
В молодой республике начиналась гражданская война. Сын пошёл на отца, брат на брата. Измочаленная «птица-тройка» понеслась не в загадочное «вперёд», а по очередному чёртовому кругу русской истории. Максиму не оставалось ничего другого, как переживать за оставшихся на Тверской земле родителей, сестёр и, в особенности, его дорогого братишку Емельяна. О письме на родину пока следовало забыть.
Хэр Шпрингдерхаузен был вдовцом. Его супруга Ингеборг, на деньги которой пару десятилетий назад он основал первую в регионе фирму по деревообработке, от неизлечимой болезни скончалась прямо перед войной. На его попечении осталась дочь Вальтрауд. Ради неё папа Вилли и жил, и трудился, и преуспевал в гешефте, мечтая однажды выгодно и по любви выдать дочь замуж и передать непременно в её руки управление расширяющимся хозяйством.
Вальтрауд как раз закончила гимназию. Ей исполнилось 20 лет, и отец решил постепенно приобщать её к фабричным хлопотам. Раз в месяц в своей обители – просторном особняке в курортном местечке Бад Годесберг, составлявшем пригород Бонна, Шпрингдерхаузены устраивали скромный ужин для друзей и знакомых. Социально-экономическая обстановка в стране становилась всё хуже и хуже. Нарастающие трудности испытывала и лесопильная фабрика. Но дружеские посиделки за кружкой доброго пива, которое и в годы войны в Германии продолжало литься рекой, считались остро необходимым компонентом для поддержания бодрости духа. На одной из таких вечеринок кто-то из присутствовавших и завёл речь про неординарного русского пленного парня, которого, очевидно, сам Бог послал на семигорскую лесопилку.
– Фати, папунчик, а почему я ничего об этом чужестранце ничего не слышала? – вопрошала дочь после ухо-
да гостей. – В жизни не видела русских. Хочу посмотреть, как они выглядят. Они на самом деле похожи на тех злющих медведей, как их изображают на карикатурах?
Знакомство с русским «медведем» не заставило себя долго ждать. На следующий день отец взял дочь с собой на лесопилку. Из окна директорского кабинета Вальтрауд внимательно наблюдала за слаженной работой русского.
– Ну что, любопытство удовлетворено? – поинтересовался папа Вилли. – Видишь, не так уж русские от нас и отличаются. Работящие и послушные. Я это ещё тогда понял, когда в России лесопилку строили. На медведей не смахивают. Не так ли?
Вальтрауд ничего не ответила. На обратном пути домой она думала только о русском парне. Он не просто ей понравился. Она влюбилась в него с первого взгляда, по уши, без памяти, до безумия, она потеряла голову и сердце и лихорадочно соображала о дальнейших действиях. Через некоторое время у одного из резных стульев в гостиной неожиданно отвалилась ножка. Отец хотел забрать его для починки на фабрику, но дочь заупрямилась – столь ценный предмет мебели не должен покидать особняк.
– Лучше пришли, пап, кого-нибудь из твоих рабочих, – предложила дочь и, помедлив, добавила: – Может быть, есть смысл проверить квалификацию того русского? На самом деле у него такие золотые руки, как говорят, или всё это враки?
Максим страшно растревожился, когда его под конвоем повезли за пределы фабрики. Думал, чем-то огорчил работодателя, и тот приказал вернуть его в лагерь. Успокоился только тогда, когда ему объяснили цель «командировки». Вальтрауд буквально буравила глазами любое движение русского. А после идеального водворения ножки стула на прежнее место предложила ему чашку ароматного кофе. При этом хозяйка расспрашивала и расспрашивала его обо всём, что есть на свете.
Русский пленник на почти безупречном немецком давал стройные ответы на самые каверзные вопросы. Вальтрауд была сражена – ни один из её сверстников в гимна-
зии по уровню образования и интеллекта не мог и близко сравниться с этим умным и красивым парнем из России. В последующие месяцы фройляйн Шпрингдерхаузен использовала любой повод, чтобы по меньшей мере бросить взгляд на юношу к которому воспылала тайной, но настоящей глубокой любовью. В конце концов такое необыкновенное влечение дочери к русскому не могло укрыться от внимания отца.
– Ты, доченька, – осторожно поучал Вильгельм, – играй да не заиграйся. Своими руками Макса пристрелю, если тот хотя бы пальцем тебя тронет. Но и тебя, родная, не пойму, коли ты как-то не так себя поведёшь. Может быть, мне его обратно в лагерь отправить?
Между тем в марте 1918 года большевистская Россия заключила в Брест-Литовске сепаратный мир с кайзеровской Германией. Для русских войск война завершилась. Начался поэтапный процесс освобождения военнопленных. Стал, скрепя сердце от неизвестности, готовиться к репатриации на родину и Максим. Долгожданную встречу с отчим домом однако отсрочили события в самой Германии.
В конце октября в Киле началось восстание матросов, а уже 9 ноября 1918 года кайзер Вильгельм II отрёкся от престола. «Второй рейх», созданный «железом и кровью», развалился от лёгкого дуновения ветра, как это рано или поздно происходит со всеми империями. Через два дня мир наступил и для Германии. Надломленная, обессиленная и просто уставшая от тягот войны страна, казалось, совсем не заметила собственное преображение из «империи» в «республику». Тем более, что в отличие от России, где понятие «империя» раз и навсегда выбросили за борт истории, в здешнем политическом лексиконе слово «рейх» ещё долгое время продолжало существовать на полных правах.
Бывшего германского кайзера ожидала несколько иная судьба, нежели его «брата и соперника» русского царя. Николая с семьёй новые власти России расстреляли в Екатеринбурге, за тысячи километров от столицы. Ос-
танки тайком казнённых постарались надёжно спрятать среди уральских гор. А Вильгельма с семьёй новые власти Германии без помех отпустили в Голландию в сопровождении 23 вагонов с мебелью, 27 контейнеров с личными вещами, автотранспортом и яхтой из Потсдама. В роскошном замке с цветниками тюльпанов последний германский император мирно прожил ещё почти четверть века. Голландцы наотрез отказались
