Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Максим пристроился в конец очереди. Но уже через полчаса из здания вышел человек и торжественно объявил:
– Шлюс, хватит, на сегодня набор закончен, больше не требуется.
Толпа жаждавших работы рассеялась, а через несколько минут на пороге дома появились два лысых полнотелых немца средних лет. Максим тут же подскочил к ним и на хорошем немецком языке вежливо попросил уделить ему несколько минут. Немцы, сражённые тем, что один из пленных обращается к ним на их родном (отбор прохо-
дил обычно на английском), недолго думая согласились его выслушать.
Рассказ Максима получился сбивчивым, но основательным. Он поведал о себе и своей семье, об образовании и мобилизации. Немцы сохраняли холодное равнодушие. Но когда русский пленный неожиданно произнёс волшебный пароль «Кудыщи», оба радостно переглянулись и защебетали: «Я, я (да, да). Натюрлих, натюрлих. Кутити, Кутити».
По возвращении на деревообрабатывающую фабрику оба уполномоченных немедленно запросились на беседу к её владельцу Вильгельму Шпрингдерхаузену. Во всех подробностях они доложили о необычной встрече в лагере. Не забыли упомянуть, что отец русского заключённого крестьянин Игнат Селижаров сразу после открытия фабрики под Осташковым в 1913 году будто бы даже закупал их продукцию, а его сын работал на лесопилке вплоть до ухода на фронт.
– Господин директор, этот русский парень произвёл на нас чрезвычайно благоприятное впечатление, – подытожили докладчики. – Наша единодушная рекомендация – использовать его на предприятии. К тому же он совсем неплохо говорит по-немецки. Нет сомнений, что он будет нам исключительно полезен.
Шестидесятилетний фабрикант при упоминании Кудыщей поморщился. Многие коллеги по бизнесу убеждали его пять лет назад не лезть в Россию. Твердили, что золотая эпоха германского участия в обустройстве русской жизни подходит к своему логическому завершению. Россия желает, мол, избавиться от всех опекунов извне, встать с колен и намерена выбрать свой, не похожий на других путь развития. В Петербурге остро ощущаются антигерманские настроения, и вскоре отношения разладятся кардинально.
Не послушался упрямый господин Шпрингдерхаузен, вложил под Осташковым кругленькую сумму. Приглянулись ему тамошние пасторальные пейзажи. Наличие железной дороги свою роль сыграло. Подкупило даже назва-
ние озера. «Селигер», если ударение переместить с третьего на первый слог, переводится на немецкий как «святой» или «благословенный». И тогда казалось, поступил правильно. Сам присутствовал на открытии лесопилки и остался весьма доволен собой и своим выбором. И люди способные, и леса завались, да и немцев жалуют. Что бы ни говорили, считал он, у России большое будущее. И ей самой решать, одной или в тандеме с немцами строить этот завтрашний день.
Но через год началась война. Фабрикант хорошо помнил август 1914 года. Какая головокружительная эйфория господствовала и в его родном Бонне, и в близлежащем Кёльне! В какой всенародный праздник непоколебимого единения и нерушимой монолитности нации вылилось объявление кайзером войны с Антантой! С каким энтузиазмом, под горячо любимые немцами марши провожали на фронт первые колонны солдат! В тот уникальный момент складывалось впечатление, что не существовало в рейхе ни единого человека, которому война была бы не по душе. А кайзер просто удовлетворил самое жгучее, злободневное и выстраданное желание нации – повоевать с французами и русскими.
Правда, были в Германии и те, чьим интересам война, особенно на востоке, не отвечала ни в какой степени. К ним относились прежде всего значительные части предпринимательского сообщества. Пётр Первый широко распахнул ворота России для германских промышленников. Крупные концерны, такие как Сименс и АЭГ, Тиссен и Крупп, Хёхст и БАСФ, Бош и Борзиг, Байер и АГФА, на протяжении последнего XIX столетия приняли деятельное участие в создании и модернизации российской экономики, проложив путь для малых и средних предприятий типа Шпрингдерхаузена. Зависимость царской России от экономического сотрудничества с одной страной – кайзеровской Германией – достигла беспрецедентных исторических размеров. Накануне войны только на неё одну приходилась чуть ли не половина (48 %) всего российско-
го импорта. В свою очередь почти половина (44 %) русского экспорта направлялась туда же.
А потом всё лопнуло. Происшествие в маленьком городке на Балканах за тысячи километров от Петербурга и Берлина поссорило две великие державы. Большинство немцев-хозяйственников, заботившихся о благоустройстве русской жизни порой сильнее, чем сами русские, срочно бежали из России. Никаких известий не поступало и из Кудыщ. И вот теперь первая обнадёживавшая весточка – предприятие, оказалось, продолжало работать. В России произошли титанические сдвиги. Империя стала республикой. Дай Бог, после войны всё восстановится, и понесённые затраты вновь начнут окупаться.
На всякий случай (нет ли подвоха?) хозяин заглянул в архивы Кудыщинской фабрики, их успели вывезти, и убедился, что среди приобретателей продукции в 1913 году действительно значился Игнат Селижаров. Через несколько дней Максим прибыл к месту расположения фабрики, принадлежавшей компании «Шпрингдерхаузен», – в Семигорье, одно из самых живописных мест на правом берегу Рейна в центральном его течении, в нескольких километрах от города Бонна, родины гения музыки Бетховена. Начиналась новая глава его жизни.
Глава X
Приученный отцом к честному и усердному труду, Максим с первых дней пребывания на предприятии зарекомендовал себя не просто старательным подневольным рабочим, а квалифицированным специалистом, работающим ради собственного блага. Вновь и вновь он доказывал, что ему под силу браться за решение задач, выходивших далеко за пределы его компетенции. Германским мастерам, контролировавшим производственный процесс, не оставалось ничего иного, кроме как только удивляться невероятным навыкам и творческому вдохновению русского пленного.
Максим воспринимал чужую фабрику в чужом для него государстве как столярную мастерскую в хозяйстве отца у себя на родине и работал на совесть не только сам, но и побуждал трудиться в полную силу и остальных. Англичане и индусы, составлявшие ему компанию, недоумевали, зачем пленнику из России столь энергично вкалывать на экономику враждебного государства. А он сам на этот счёт совсем и не задумывался. Привычка добросовестно трудиться давно стала его второй натурой.
Часть вырученных за работу денег Максим решил потратить на совершенно необычное для военнопленных дело. По договорённости с главным мастером фабрики ему разрешили заниматься совершенствованием немецкого языка с учителем из близлежащей деревни. Даже по ночам он мысленно повторял новые слова, выученные на последнем занятии. Особый интерес вызывал у него местный рейнский диалект.
– Вы, молодой человек, весьма скоро в совершенстве овладеете немецким, так что вас трудно будет отличить от коренного жителя этих краёв, – нахваливал ученика педагог,
