Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У моего дома произошло два дорожных инцидента, и, хотя на каждом из них я заработал не очень много, в обоих случаях я бегал в редакцию газеты и с благодарностью видел в вечернем номере нечто вроде: «Кучер, хоть и переживший потрясение, не получил серьезных увечий, как заявил доктор Старк Монро, проживающий в Оукли-Вилле». Как говаривал Каллингворт, молодому врачу довольно трудно сделать себе рекламу, и он должен использовать любой шанс. Возможно, корифеи нашей профессии покачают головами при виде заметок в провинциальной газете, но я что-то никогда не замечал, чтобы им не хотелось увидеть свое имя в «Таймс» в связи со здоровьем какого-нибудь государственного деятеля.
Затем произошел другой и гораздо более серьезный инцидент. Случился он где-то месяца через два после начала моей практики, хотя теперь мне уже трудно вспомнить, что за чем последовало. Городской адвокат по фамилии Диксон проезжал верхом мимо моего дома, и когда его лошадь взвилась на дыбы, он упал, а она рухнула на него. Я тогда ел сосиски в задней комнате, но услышал шум и вовремя успел к двери навстречу несшей его толпе. Она ворвалась ко мне в дом, столпилась в прихожей, испачкала кабинет и даже просочилась в заднюю комнату, где они увидели элегантную обстановку из сумки, куска хлеба и холодной сосиски.
Однако все мои мысли были заняты больным, который ужасно стонал. Я проверил, что ребра не сломаны, прошелся по суставам и конечностям, после чего заключил, что переломов и вывихов нет. Однако его так перекосило, что ему было очень больно сидеть или ходить. Поэтому я послал за открытой коляской и сопроводил его домой. Я с умным видом сидел, а он стоял прямо, придерживаемый моими руками. Лошади шли шагом, и за нами тянулась толпа, люди выглядывали из окон, так что лучшей рекламы было не найти. Все походило на проезд цирка. Однако по прибытии к нему домой я, согласно требованиям профессиональной этики, передал его в ведение семейного врача, что проделал как можно более изящно и непринужденно, но не без надежды, что старый заслуженный доктор скажет: «Вы так хорошо ухаживаете за моим пациентом, доктор Монро, что я и не помыслю его у вас забирать». Наоборот, он с жадностью вырвал у меня больного, а я удалился, заработав уважение, прекрасную рекламу и гинею.
Есть парочка интересных случаев, нарушающих удручающую монотонность моей жизни, очень небольших, как увидишь, но в Голландии и куча песка сойдет за гору. В общем и целом моя жизнь – унылая и неприглядная череда заработанных и потраченных шиллингов, экономии на том и на этом и голубеньких листков, небрежно оставляемых мне налоговым инспектором, означавших для меня тянущий книзу балласт. Ирония уплаты мною налога в пользу бедных веселила меня. Это я должен его получать. Я трижды в тяжелые периоды закладывал часы и трижды их выкупал. Но как я могу тебя заинтересовать подобными деталями своей карьеры? Вот если бы прекрасная графиня сделала мне одолжение и поскользнулась у моей двери на апельсиновой кожуре, если бы самый важный бизнесмен в городе оказался спасен моим быстрым вмешательством или если бы меня в полночь вызвали в особняк к неназванному лицу и дали бы царский гонорар за молчание – вот тогда бы у меня было нечто достойное твоего внимания. Но долгие и нескончаемые месяцы прослушивания сердец домработниц и хрипов в легких зеленщиков – лишь мрачная и тягучая рутина. Добрые ангелы на моем пути не встречались.
Однако обожди! Один ангел был. Как-то раз меня в шесть утра разбудил звонок в дверь. Подойдя к краю лестницы, я увидел сквозь стекло приземистого господина в цилиндре. Разволновавшись, с тысячей роящихся в голове мыслей я вернулся, кое-как оделся, бросился вниз, открыл дверь и в сером сумеречном утреннем свете увидел Хортона. Этот дивный человек приехал из Мертона дешевым экскурсионным поездом и провел в дороге всю ночь. Под мышкой у него был зонтик, в руках – по огромной плетеной корзине, где обнаружились холодная баранья нога, полдюжины пива, бутылка портвейна, пирожки и прочие вкусности. Мы прекрасно провели день, а когда вечером он возвращался с экскурсией домой, то оставил в Берчспуле человека куда более веселого, чем тот, которого увидел утром.
При разговоре о веселье ты неверно меня понимаешь, Берти, если думаешь (как ты вроде бы подразумеваешь), что я слишком мрачно смотрю на вещи. Верно, я отбрасываю некоторые утешения, которыми ты обладаешь, поскольку не могу себя убедить в их подлинности, но, по крайней мере, в этом мире я вижу очень веские основания надеяться, а в грядущем мире, уверен, все будет к лучшему. От уничтожения до блаженства – я готов смириться с любым планом великого Конструктора.
Но в перспективах этого мира есть много того, от чего сердце человеческое поет. Добро поднимается вверх, а зло тонет, как масло и вода в бутылке. Человечество совершенствуется. Преступлений становится все меньше. Растет образованность. Люди меньше грешат и больше думают. Когда я встречаю человека с грубой наружностью, я часто думаю, что он и ему подобные скоро вымрут, как большая гагара. Думаю, что в интересах всяких «ологов» сохранить несколько образчиков Билла Сайкса[9], чтобы показывать детям наших детей, что это был за тип.
Чем больше мы прогрессируем, тем больше мы стремимся к прогрессу. Мы развиваемся не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Мы проявляем комплексный интерес ко всему капиталу знаний и добродетелей, что накопился со времени cна. Полагают, что человека палеолита и человека неолита разделяют восемьдесят тысяч лет. Однако за это время он только и научился, что вытачивать каменные орудия, а не скалывать их. Но каких только перемен не произошло за время жизни наших отцов? Железная дорога и телеграф, хлороформ и применение электричества. Сейчас десять лет равны тогдашней тысяче, не столько за счет улучшения нашего интеллекта, сколько за счет света, указывающего нам путь вперед. Первобытный человек шел медленными, неуверенными шагами, напряженно вглядываясь в дорогу и постоянно спотыкаясь. Теперь мы быстро шагаем к нашей неведомой цели.
Как же мне интересно, что
