Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль

Это был напыщенный господин с тяжелой походкой и рыкающим голосом, но для меня он был ангелом небесным. Я нервничал и в то же время боялся, что он заметит нервозность и нерешительность и перестанет мне доверять, что впал в чрезмерную веселость. По моему приглашающему жесту он сел и хрипло прокашлялся.

– А, – сказал я, всегда гордившийся своей быстрой постановкой диагноза, – вижу, что у вас что-то с бронхами. Летние простуды бывают коварны.

– Да, – ответил он, – я какое-то время кашляю.

– При соблюдении режима и лечении… – начал я.

Он не проявил заинтересованности, а лишь тяжело вздохнул и покачал головой.

– Я к вам не за этим, – сказал он.

– Не за этим? – У меня упало сердце.

– Нет. – Он достал пухлую тетрадку. – Я по поводу небольшой задолженности по газовому счетчику.

Ты будешь смеяться, Берти, но мне было совсем не до смеха. Он хотел получить с меня восемь шиллингов и шесть пенсов на основании того, что этого не сделал предыдущий жилец. Иначе компания снимет газовый счетчик. Он и предположить не мог, что предоставил мне или расстаться с половиной моего капитала, или отказаться от приготовления пищи! Наконец, я сумел умиротворить его обещанием разобраться в этом деле и таким образом на какое-то время увернулся от оплаты, очень раздосадованный, но по-прежнему при деньгах. Перед уходом он подробно рассказал мне о состоянии его газовых труб (его, а не компании), но я потерял к нему интерес, узнав, что его лечит клубный врач.

Это было первое утреннее происшествие. Второе случилось сразу же после. Снова позвонили в дверь, и я увидел цыганскую кибитку, обвешанную корзинами и плетеными стульями. Снаружи стояли двое или трое цыган. Я понял так, что они хотели мне что-то продать, так что приоткрыл дверь сантиметров на десять, сказал «Спасибо» и закрыл ее. Они, похоже, меня не услышали и позвонили снова. Тогда я открыл дверь пошире и заговорил более решительным тоном. Представь мое удивление, когда они опять позвонили. Я распахнул дверь и было спросил, что означает эта наглость, когда одна из стоявших у порога женщин сказала:

– Прошу вас, сэр, там ребенок.

Не было более быстрого превращения рассерженного домохозяина во врача.

– Прошу вас, зайдите, мадам, – отозвался я очень вежливо, и все они вошли в прихожую: муж, брат, жена и ребенок. У ребенка была ранняя стадия кори. Это были бедные, забитые люди, похоже, у них не было ни гроша, так что мои требования оплаты в конце осмотра обернулись выдачей бесплатного лекарства и пяти пенсов медью, поскольку мелочи у меня больше не нашлось. Еще несколько таких пациентов, и я разорюсь.

Однако эти два происшествия возымели такое действие, что отвлекли мое внимание от удара, нанесенного мне письмом Каллингворта. Меня рассмешило то, что я принял незнакомца за пациента, а пациентов – за незнакомцев. Так что куда более рассудительно вернулся к той драгоценной бумаге и решил определиться, что же делать дальше.

Теперь я впервые внимательно вгляделся в глубинные черты характера Каллингворта. Начал я с попытки вспомнить, как я мог разорвать мамины письма, поскольку не в моей манере так избавляться от бумаг. Надо мной часто подтрунивали, что я их накапливаю до тех пор, что они не помещаются в карманах. Чем больше я об этом думал, тем более убеждался в том, что не мог сделать ничего подобного. Поэтому я, наконец, достал домашний сюртук, который обычно носил в Брэдфилде, и обследовал лежавшие в карманах пачки писем. И вот оно, Берти! Одним из первых писем, которое я развернул, было то, где мама отзывалась о Каллингворте в тех выражениях, что присутствовали в его послании.

От этого я присел и ахнул. По-моему, я один из самых неподозрительных людей на земле и по некоторой вялости характера никогда не думаю о возможности того, что кто-то из моих близких меня обманет. Мне это просто не приходит в голову. Но если я хоть раз подумаю подобное и получу доказательства, что для подозрения есть основания, от моего доверия не остается и следа. Теперь я увидел объяснение многому, что происходило со мной в Брэдфилде. Внезапные наплывы дурного настроения, периодические плохо скрываемые взрывы вражды со стороны Каллингворта – разве они не совпадали с очередным полученным письмом от мамы? Убежден, что совпадали. Он прочел их все, вытаскивая их из кармана моего домашнего сюртука, когда я беспечно оставлял его в прихожей и переодевался в рабочий. Например, я вспомнил, что в конце его болезни его отношение ко мне внезапно изменилось именно в тот день, когда пришло письмо от мамы. Да, не подлежит сомнению, что он читал все ее письма.

Но в действиях Каллингворта присутствовала более глубокая гнусная подоплека. Если он читал письма, и если у него хватило ума думать, что я нечестно к нему отношусь, почему он не сказал об этом тогда? Почему он ограничивался косыми злыми взглядами и ссорами по пустякам, цепляя на лицо натянутые улыбки, когда я напрямик спрашивал, в чем дело? Очевидная причина состоит в том, что он не мог высказать мне своего недовольства, не открыв, откуда он получил эти сведения. Но я достаточно изучил характер Каллингворта, чтобы понять, что он с легкостью преодолел бы и эту трудность. На самом деле, в своем последнем письме он ее и преодолел, выдумав историю о служанке и каминной решетке. У него наверняка были более весомые причины для сдержанности. Припомнив развитие наших отношений, я убедился, что его план состоял в том, чтобы прельстить меня своими обещаниями, пока я не увязну в обязательствах, а потом бросить, чтобы я остался без ресурсов. Тогда мне пришлось бы лебезить перед будущими кредиторами и сделаться тем, кем его называла моя мама.

Но в этом случае он наверняка планировал все это почти с самого начала моей жизни у них в доме, поскольку мама начала клеймить его поведение уже тогда. Некоторое время он был не уверен, как продолжить. Затем он придумал оправдание (которое тогда, если помнишь, показалось мне совершенно безосновательным) касательно еженедельного снижения дохода, чтобы выдавить меня из практики. Его следующим шагом стали уговоры меня начать свое дело, а поскольку без денег это было невозможно, он подбодрил меня обещаниями насчет еженедельного займа. Я вспомнил, как он говорил мне, чтобы я не боялся заказывать мебель и прочее, поскольку торговцы дают начинающим долгосрочный кредит, и в случае необходимости я мог бы всегда рассчитывать на него. Он также по собственному опыту знал, что домовладелец потребует заключения договора аренды как минимум на год. Затем он выждал, чтобы взорвать