Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Красный половик я постелил по центру и прибил к полу гвоздями с медными шляпками. Он выглядел меньше, чем я ожидал – красный островок посреди океана сосновых досок или почтовая марка посередине конверта. По центру я поставил стол с тремя книгами по медицине на одном краю, а на другом разместил стетоскоп и ящичек для перевязочного материала. Один стул, конечно, отправился к столу, затем я десять минут прикидывал, смотрятся ли два стула вместе, так сказать, блоком, или по одиночке в разных углах, чтобы создать видимость, что стульев много. Наконец, я поставил один из них перед столом, а другой сбоку. Потом прикрепил каминную решетку и развесил по стенам «Весну», «Играющего на банджо» и «Виндзорский замок», пообещав себе, что следующие полкроны истрачу на картинку для четвертой стены. К окошку поставил прямоугольный столик и установил на нем привезенную с собой фотографию в рамке из слоновой кости с отделкой плюшем. Наконец, нашел в купленном на аукционе наборе пару темно-коричневых штор, повесил их и задернул вплотную друг к дружке, чтобы в комнату проникал приглушенный свет, создавая эффект солидной меблировки. Закончив, я поверить не мог, что кто-то догадается, что вся обстановка обошлась примерно в тридцать шиллингов.
Потом я затащил наверх железную кровать и поставил в комнате, которую определил спальней. Во дворе я нашел старый упаковочный ящик, оставшийся от переезда моего предшественника, который стал прекрасной подставкой для раковины и кувшина. Установив их, я разгуливал, лопаясь от гордости, по своим новым покоям, добавляя «мазки» то тут, то там, пока не достиг идеала. Жаль, что мама этого не видит, хотя нет – не жаль, поскольку мне известно, что она первым делом нагрела бы побольше воды и отдраила бы весь дом от чердака до подвала, а я по опыту знаю, что это такое.
Ну вот пока все, чего я добился. Банальщина, какая же это банальщина, вряд ли вообще кому-то интересная, ну, двум-трем людям! Однако писать это доставляет мне удовольствие, поскольку ты меня заверил, что тебе приятно это читать. Прошу тебя, передай мой самый сердечный привет твоей жене, а также Кэмэлфорду, если случайно с ним увидишься. Последнее, что я о нем слышал – он был где-то на Миссисипи.
Письмо двенадцатое
Оукли-Вилла, Берчспул, 5 июня 1882 года
Сделав все приготовления и перестановки, с таким выматывающим многословием описанные в последнем письме, я сел на стул в кабинете, дорогой Берти, и разложил перед собой на столе весь свой капитал. Я поразился, увидев его – три полукроны, флорин и четыре шестипенсовика или всего одиннадцать шиллингов и шесть пенсов. Я со дня на день ждал вестей от Каллингворта, и он, мой верный друг, по крайней мере, всегда прикроет мне спину. Сразу после въезда в дом я написал ему подробнейшее письмо, где рассказал, что арендовал дом на год, и заверил его, что совершенно убежден в том, что с обещанной им помощью легко встану на ноги. Я описал благоприятное расположение дома и подробно остановился на условиях аренды и описании района по соседству. За этим письмом, я уверен, последует ответ от него с еженедельным переводом. Одно я для себя решил раз и навсегда: какие бы невзгоды мне ни предстояли, я буду с ними бороться без помощи из дома. Разумеется, я знал, что мама продала бы все, включая свои золотые очки, чтобы мне помочь, и ее ни секунды не тяготила наша недавняя размолвка. Но ты же знаешь, у каждого есть чувства, и я не собирался поступать против ее воли, а потом бежать за помощью.
Я весь день просидел дома с не покидавшим меня ощущением уединения и новизны, которое возникло у меня, когда впервые закрыл за собой входную дверь. Вечером я вышел прогуляться и купил буханку хлеба, полфунта чая («опилок», как его здесь называют, обошедшихся мне в восемь пенсов), жестяной чайник (пять пенсов), фунт сахара, банку сгущенного молока и банку американской тушенки. Я часто слышал, как мама жаловалась, что на хозяйство уходит так много денег, и теперь начинаю понимать, о чем она вела речь. Два шиллинга и девять пенсов разлетелись в мгновение ока, но я, по крайней мере, купил продуктов, чтобы продержаться несколько дней.
В задней комнате очень удобно располагался газовый рожок. Над ним я вбил в стену деревянный колышек, так получился хоботок, на который можно было вешать чайник и кипятить его на газу. Преимущество этого способа состояло в том, что немедленных расходов не намечалось, и многое могло произойти, прежде чем мне придется оплачивать счет за газ. Задняя комната превратилась в кухню и столовую. Единственным предметом обстановки был ящик, служивший буфетом, столом и стулом. Продукты хранились внутри, и когда мне хотелось поесть, то надо было достать их и положить на крышку, оставив место, куда я мог присесть.
Только когда я вошел в спальню, то понял, что я пропустил в процессе обустройства. У меня не было ни матраса, ни подушки, ни постельного белья. Я был целиком поглощен обеспечением своей практики и совершенно не подумал о личных нуждах. В ту ночь я спал на пружинах кровати и проснулся, как святой Лаврентий на железной решетке. Костюм и «Основы медицины» Бристоу послужили превосходной подушкой, а теплой июньской ночью укрыться можно было и пальто. Мне не нравится бывшее в употреблении постельное белье, так что я решил, что пока не куплю себе новое, сделаю подушку из соломы, а в прохладные ночи буду надевать запасную одежду. Однако через два дня проблема разрешилась просто чудесно, когда прибыла посылка от мамы в большом жестяном ящике, что стало для меня невиданной удачей, как сундук после кораблекрушения для Робинзона Крузо. В ящике лежали два толстых одеяла, две простыни, стеганое покрывало, подушка, раскладной табурет, две набивных медвежьих лапы (надо же!), две терракотовых вазы, кукла на заварной чайник, две картины в рамках, несколько книг, чернильница с орнаментом и несколько салфеток и цветных скатертей. Когда у тебя есть стол из струганых досок и с ножками из красного дерева, начинаешь понимать все значение и нужность расписной скатерти. Сразу после этих сокровищ
