Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С декабря 1936 года добровольное до тех пор членство в «Гитлерюгенд», объединявшем германскую молодёжь от 10 до 18 лет, стало обязательным. Оба младших Шпрингдерхаузена были вынуждены присоединиться к бравым колоннам сверстников и наравне с ними участвовать в парадах и факельных шествиях под оглушающие ритмы гимна НСДАП – марша Хорста Весселя.
Вперёд, вперёд, коричневые батальоны!
С дороги прочь – штурмовики идут!
Глядят на свастику с надеждой миллионы.
Все от неё свободы с хлебом ждут.
В последний раз зовут сигналы к сбору.
К борьбе мы приготовились давно.
Знамёна Гитлера поднимут всюду скоро.
И с рабством мы покончим заодно.
Пророчества Макса начали сбываться после нападения Гитлера на Польшу.
– Не ограничится фюрер Польшей, пойдёт вермахт дальше на восток, – убеждённо высказывал Макс супруге своё мнение. – Провёл Гитлер Сталина вокруг пальца. Пакт о ненападении! Да разве можно было доверять этому негодяю? Он же соврёт – недорого возьмёт. А Москва так легкомысленно угодила в эту ловушку.
22 июня 1941 года стало личной трагедией Макса.
– Только отъявленный безумец мог решиться на подобную авантюру. Неужели в военном руководстве Герма-
нии не нашлось никого, кому было под силу остудить это воспаление мозгов? Неужели забыли Бисмарка и его наставления по отношению к России? Неужели немцы не усвоили уроки Первой мировой войны? Неужели так легко опять наступили на те же грабли?
В военное время в Германии продолжали функционировать, несмотря на массовую мобилизацию студентов и преподавателей, некоторые университеты, в том числе и в Бонне. В 42-м получил диплом Эмиль. Его удалось освободить от армии и направления на фронт. Работавшая на полных оборотах промышленность требовала знающих специалистов-управленцев.
А с Буркхардтом судьба распорядилась иначе. Весной 43-го ему, студенту третьего курса факультета государственно-правовых наук боннского университета, вручили мобилизационное предписание и быстренько направили на Восточный фронт.
– Помни, сынок, что война эта с нашей стороны неправедная, богопротивная и греховная, – наставлял на прощание отец Буркхардта. – Родина родиной, а ни всевышний, ни мы, твои родители, тебя не осудим, если твоя винтовка будет постоянно бить мимо цели. Ты знаешь, я решительный противник нынешней власти. Но один документ всё же хочу процитировать. Это первая из 10 заповедей вермахта, записанных в твою солдатскую книжку. «Солдат Германии сражается за победу своего народа как рыцарь. Жестокость и ненужные разрушения его позорят». Постарайся, пожалуйста, руководствоваться хотя бы этим скромным постулатом.
Спустя несколько месяцев Шпрингдерхаузены получили сообщение о том, что их сын взят в плен Красной армией. Никаких писем из советских лагерей, которых они страшно ждали, так и не поступило.
Что такое неволя, Макс знал не понаслышке. Он зримо представлял и особые тяготы советского плена.
– Не они, а мы начали войну, – рассуждал он. – И поэтому вряд ли можно будет осуждать русский народ, если тот захочет отомстить за вероломное нападение и гибель
ни в чём не повинных соотечественников. Плен сына – это всё-таки лучше, чем похоронка. Дай Бог ему преодолеть все невзгоды, выжить и по окончании войны воссоединиться с родственниками.
Война серьёзно затруднила работу фабрики. Почти всех германских мужчин призвали на фронт. Производство находилось на грани закрытия и поддерживалось в основном за счёт рабочей силы военнопленных, точь-в-точь, как это практиковалось в годы Первой мировой войны. Только на сей раз отношение страны и её жителей к пленникам резко изменилось в худшую сторону.
В одном из районов Бонна, названном, очевидно, из-за постоянных подтоплений и разливов Рейна «влажной деревней», или Дуйсдорфом, нацисты разместили концлагерь, в котором наравне с гражданами других государств содержались советские военнопленные. Макс хорошо помнил, как четверть века назад германская компания Шпрингдерхаузен помогла ему, узнику первой мировой, избежать злоключений пребывания в кёльнском «безумстве». Вот и теперь, хотя и в существенно иных условиях, он стремился сделать для бывших соотечественников всё, что в его силах, чтобы спасти им жизни или хотя бы облегчить варварские условия существования во «влажном» концлагере.
«Может быть, – раздумывал Макс, – и в Советском Союзе найдётся душа, которая поможет сыну перенести беды и несчастья плена. Добро ведь в одном деле непременно оборачивается добром в другом».
Как раз после получения уведомления командования о пленении Буркхардта он отправился в Шталаг VI Г, чтобы отобрать для работы на фабрике очередную группу русских солдат. Как и почти всегда в таких случаях, в лагере отыскалась пара десятков плотников и столяров, работать с деревом в России умели.
Один из приглянувшихся молодых людей внешне даже чем-то напоминал брата Емельяна, и Макс решил впоследствии порасспросить его на предмет происхождения. Конечно, шансы на то, что парень окажется урожен-
цем Тверской губернии, были мизерны. Но, как привыкли говорить на Руси, чем чёрт не шутит…
В тот же день сотрудник компании в установленном порядке подготовил очередное ходатайство в комендатуру на разрешение использования рабочей силы за пределами лагеря. Однако на сей раз просьбу отклонили. Впоследствии выяснилось, что отобранную партию заключённых согласно каким-то внутренним распоряжениям неожиданно отправили в один из других концлагерей.
Под конец войны Гитлер объявил тотальную мобилизацию. Закрылись последние учебные заведения, учреждения культуры и общественной жизни. На фронт отправляли даже 14-летних мальчишек, шедших в атаку под лозунгом «За родину, за фюрера!». На фабрике остро не хватало рабочих рук. Максу пришлось навещать концлагерь ещё не раз, но тот русский паренёк больше не обнаружился.
В начале марта 1945 года союзнические войска вышли к Рейну. Чтобы осложнить им дальнейшее наступление, немцы лихорадочно пытались предотвратить форсирование реки и взорвать последний неразрушенный мост, чудом сохранившийся в городке Ремаген, что буквально в нескольких километрах от Бонна и вотчины Шпрингдерхаузенов. Но мост, несмотря на все ухищрения, никак не хотел взлетать на воздух. С непредвиденной лёгкостью на правый берег по нему переправились американские танковые дивизии, создав плацдарм для приёма воздушного десанта. Невероятная, но реальная история – мост разрушился только через несколько дней, когда острая необходимость в нём для союзников отпала. Причём рухнул он сам по себе, от взрывной волны разорвавшегося поблизости тяжёлого снаряда.
К концу марта вся рейнская провинция была освобождена. В ходе переправы погиб 41 американский солдат. Через месяц на востоке Германии советские войска форсировали Одер. На Зееловских
