Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При упоминании слов «Осташков» и «Селигер» Максу чуть не стало плохо. Но он не ослышался. Буркхардт уверенно произносил именно эти названия, которые другим членам семьи ничего не говорили. Максу пришлось напомнить родным то ли им вообще незнакомую, то ли подзабытую историю становления собственной компании – как дедушка Вилли ещё до октябрьского переворота 1917 года делал ставку на связи с Россией, как построенную под Осташковым в Кудыщах фабрику большевики национализировали и как в межвоенное время, перед приходом к власти Гитлера, предпринимались безуспешные попытки восстановить это производственное взаимодействие.
Умолчал Макс только о главном, что и он сам родом из тех осташковских мест. По всему выходило, что каким-то невероятным, фантастическим образом Буркхардт очутился именно в той точке русской земли, куда тридцать с лишним лет назад впервые ступила нога его деда. Без воли всевышнего такое произойти никак не могло.
Все расплакались, когда Буркхардт во всех подробностях излагал родным летопись своего чудодейственного спасения русским капитаном «дядей Мишей» и его очень симпатичной и добродушной дочерью Диной.
– У дяди Миши, – делился с родными Буркхардт, – был свой сын, которого звали, между прочим, пап, почти так же как тебя, только не Макс, а Максим. Он тоже был на фронте, сражался против Гитлера и пропал без вести. Попал ли он в плен или был убит, его родные не знали, во всяком случае вплоть до моего отъезда. Дядя Миша с Диной считали, что я немножко похож и на сына, и, в особенности, на его старшего брата, который воевал ещё в Первую мировую войну и погиб на фронте, как видел своими глазами один из его сослуживцев. Это сходство, как я понимаю, и сыграло главную роль в том, что они стали мне помогать.
Кроме того, – доверительно выкладывал Буркхардт, – я всюду заявлял, что происхожу из семьи столяра, то есть представителя рабочего класса. Я ж не врал, пап? А пролетариат в СССР в почёте. Возможно, это обстоятельство тоже имело какое-то значение. И не дай Бог упомянуть мне, что дед до революции владел фабрикой поблизости. На богатых в России устойчивая аллергия, которая не исчезнет никогда. В любом случае, скажу вам честно, выжил в жутких военных и послевоенных условиях лагерной жизни исключительно благодаря этим двоим замечательным русским людям. Им почему-то сложно было произносить имя «Буркхардт», поэтому они называли меня Борисом. Вот ведь как всё распорядилось…
– Скажи, Бурки, пожалуйста, а как была фамилия твоих спасителей? – поинтересовался отец.
– Нет, пап, этого я не знаю. Все обращались к нему только «товарищ капитан», фамилию его никто не упоминал, а мои расспросы вызвали бы, возможно, подозрения. Разве фамилия так важна? Я хорошо запомнил адрес их квартиры…
– Ты был даже у них дома? Разве такое возможно? В советском плену?
– Был, и дядя Миша даже оставлял нас одних с Диной. Я ведь убегать не собирался. Дочь у него была что надо, выглядела словно киноактриса. Она мне очень понравилась, а я, не исключаю, тоже стал для неё не просто рядовым немецким пленным. К тому же русские по-доброму относились не только ко мне одному. Но я, может быть, действительно случай особый. Поэтому сразу, как только представится возможность, хочу поехать в Осташков, найти своих благодетелей и по-настоящему воздать им должное.
В груди у Макса кипело. Основательные размышления не давали успокоиться.
«Имеет ли загадочный „дядя Миша" какое-нибудь отношение к семейству Селижаровых? А может так статься, что этот таинственный капитан и есть мой брат Емельян? Нет-нет, это сплошная фантастика, разве что сюжет для кино. Такого не может быть, потому что не может быть никогда».
Глава XIII
Послевоенные годы в западной части оккупированной страны прошли под знаком экономического возрождения, впоследствии не без оснований названного «экономическим чудом». Чудеса сотворили прежде всего три главных действующих персонажа – идеология социально ориентированного рыночного хозяйства, трудолюбие населения и грамотное руководство новых демократических лидеров при надлежащем контроле со стороны оккупационных властей.
В короткие сроки были модернизированы целые отрасли промышленности. Чуть ли не ежедневно открывались новые заводы и фабрики. На глазах восстанавливалась и реконструировалась транспортная инфраструктура. Как по мановению волшебной палочки воскресало сельское хозяйство. Набирал силу средний класс – основа стабильности и устойчивого развития любого государства.
Невиданными темпами росло жилищное строительство. Население охватила мебельная лихорадка. Полки магазинов с необыкновенной быстротой наполнялись качественными товарами. Бюргеры опять потянулись в привычные забегаловки, постепенно принимавшие вид ухоженных ресторанчиков. Тщательно продуманная и умело проведённая в жизнь денежная реформа 1948 года произвела на свет самую твёрдую валюту мира последующих десятилетий – германскую марку.
Экономическое чудо Германии произрастало с помощью ещё одного чудодейственного средства. В 1947 году государственный секретарь США Джордж Маршалл инициировал «Программу восстановления Европы», которая предусматривала предоставление финансово-экономической помощи всем желающим странам, в том числе на востоке континента. 18 государств Западной Европы откликнулись положительно. Государственные долларовые кредиты и частные американские инвестиции оказались неплохим подспорьем в деле послевоенного подъёма их хозяйства.
Европейский Восток от «кабалы» Америки демонстративно отказался. В Москве заботились о недопущении американцев в свою сферу влияния, и после некоторых колебаний Сталин запретил руководству Венгрии, Польши, Югославии и других стран блока участвовать в программе «лицемерной американской экспансии». Советская пропаганда долгие годы потешалась над планом Маршалла, упорно не желая оценить по достоинству его результаты. Безумно популярный в СССР журнал «Крокодил» приходил, как это часто бывало, к выводам, совершенно противоположным суждениям европейцев и западных немцев прежде всего:
Европе Маршалл так помог,
Что этой помощи в итоге
Теперь Европа, видит бог,
Вот-вот совсем протянет ноги.
К моменту создания Федеративной Республики Германии в мае 1949 года компания Шпрингдерхаузен ноги не только не протянула, но и успела крепко на них встать, заодно широко расправив плечи. Впервые за полвека существования она почувствовала в себе силы, способные вывести её на принципиально иной уровень развития. Семья подумывала о приобретении новых предприятий в Германии и за рубежом, о создании мощной транснациональной
