Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собеседники «горячего воина холодной войны» удивлялись одному странному совпадению. Изречениями, подозрительно похожими на язык советского посла в Бонне,
вещал ТАСС, и оба рисовали Западную Германию несколько иными красками, нежели абсолютное большинство её граждан. По всему выходило, что именно на основе неординарных взглядов посла, доставленных в виде шифровок в центр, в Кремле формировалась картина здешней обстановки, и она не совсем соответствовала тому, что было на самом деле. Существовали как бы две ФРГ – одна реальная, как её видело собственное население и большинство стран-партнёров, и другая, созданная воображением советских дипломатов и советской пропаганды.
«Западногерманское общество находится в состоянии перманентного брожения… Несмотря на кажущуюся прочность позиций господствующего класса, ему всё труднее справляться с противоречиями в собственном доме, труднее держать в узде народ, править старыми методами эксплуатации и порабощения… Боннский режим политически непрочен… Экономика в тяжёлом состоянии… Любое мелкое потрясение неизбежно вызовет серьёзнейший кризис… Между политикой правящего класса и интересами народа пролегла глубокая пропасть, стыдливо прикрываемая целлофановой плёнкой материального благополучия… Нет сомнений в том, что уже вскоре вся эта маскировка лопнет и политические последствия драмы под заголовком „Федеративная Республика Германия" окажутся трудно вообразимыми… Германский империализм силён и живуч, он способен и только ищет повод поджечь фитиль нового мирового пожара».
Вероятно, ведомство канцлера располагало богатой информацией о нестандартном поведении нестандартного посла нестандартной страны. Политическая элита Бонна получила неформальное указание игнорировать советское посольство и лично его руководителя. Посольские мероприятия пустовали. В официальных структурах посла желали видеть исключительно в крайне необходимых случаях. Очевидно, слухи о неблагополучии в Бонне докатились и до Москвы. Во всяком случае, Зорина быстро убрали. Он исчез, как будто его здесь и не было, чтобы пересесть – своих не сдаём! – в кресло заместителя мини-
стра иностранных дел. Первый блин дипломатического присутствия СССР на Рейне получился комом.
Преемник Андрей Андреевич Смирнов, выпускник Ленинградского планового института, пришёл на дипслужбу перед войной, работал советником ещё в полпредстве в Берлине, а впоследствии даже возглавлял германский отдел МИД. Новый посол постарался исправить вызывающую прямоту высказываний предшественника. ТАСС по-прежнему резал правду-матку об Аденауэре и милитаристско-реваншистской Германии. Зато чрезвычайный и полномочный выражался куда более завуалированно, мягко, эзоповым языком, однако ни на йоту не отходя от выработанной в Кремле и МИДе генеральной линии.
На втором году пребывания Смирнова в Бонне на приём к нему удалось попасть известному деревопромышленнику Максимилиану Шпрингдерхаузену. Посол показался ему человеком вдумчивым и интеллигентным, не глубокомысленным теоретиком, а истинным практиком дипломатии, желавшим наводить мосты между двумя государствами. Но он столь размашисто, в исконном дипломатическом стиле растекался мыслью по древу, что уяснить его подлинные устремления не представилось возможным. После беседы Макс попытался было в качестве памятки изложить на бумаге услышанное из уст его превосходительства, но не смог сформулировать на общедоступном языке ни одной стоящей мысли или рекомендации.
Вскоре Макс получил письмо из посольства. Чрезвычайный и Полномочный Посол Союза Советских Социалистических Республик с супругой приглашали г-на Максимилиана Шпрингдерхаузена на приём по случаю 40-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в ресторан «Редут» в Бад Годесберге 7 ноября 1957 года в 19 часов.
Мини-дворец «Редут» супружеская пара Шпрингдерхаузенов знала прекрасно. Годесбергскую достопримечательность построили в конце XVIII века и с тех пор использовали как концертный зал, где когда-то играл сам Бетховен, место проведения торжественных собраний
или просто как ресторан высшего класса. Особую востребованность «Редут» приобрёл после образования ФРГ и провозглашения Бонна столицей. Здесь от имени федерального президента и федерального канцлера проводились государственные и правительственные приёмы. Этот дом для мероприятий по случаю национальных праздников облюбовали дипломаты тех стран, посольства которых не располагали подходящими представительскими помещениями.
Прошло ровно 30 лет, но Макс и Вальти хорошо помнили их первое волшебное знакомство с советской дипломатией в Берлине. Они подозревали, что встреча спустя три десятилетия может оказаться несколько иной. Но что настолько иной, они и предполагать не могли. Между двумя приёмами во славу октября 1917 года общего было с гулькин нос. Атмосфера торжественности, впечатлившая на Унтер-ден-Линден, куда-то запропастилась. Повсюду царствовала обстановка провинциальной будничности. Круг приглашённых поражал низким уровнем. Среди гостей присутствовала едва ли дюжина политиков, да и то второго разряда, а также небольшая группа предпринимателей. Остальную часть публики составляли преимущественно какие-то неизвестные лица. Макс узнал несколько врачей и рестораторов, Вальти – управляющего делами крупнейшего магазина города «Херти» и парочку местных светских львиц, демонстрировавших свои телеса на дипломатических тусовках.
«Неужели на эту аудиторию опирается посольство? – подумалось Макс. – У таких замечательных людей можно лечиться, кушать, отовариваться, в конце концов распивать с ними шампанское. Но формировать с их помощью пророссийское лобби, как того требуют законы дипломатии, – дело откровенно бессмысленное».
Когда центральный зал более-менее заполнился, в громкоговорителях что-то зашипело. По обычаю заиграл трудно различимый из-за плохой записи гимн СССР «Славься, Отечество», сменивший «Интернационал», а вслед за ним вечная «Песнь немцев». Потом почти полча-
са зачитывал свою речь посол. Он мужественно пересказывал доклад Хрущёва на последнем Пленуме ЦК КПСС об очередных выдающихся достижениях в строительстве социализма, о растущем благосостоянии советского народа, о новых миролюбивых инициативах советского правительства, которым аплодирует всё прогрессивное человечество и которые надлежит вписать золотыми буквами в мировую историю.
В конце занудной речи несколько предложений были посвящены отношениям с ФРГ, в политических кругах которой вызревает понимание необходимости мирного взаимодействия с великим Советским Союзом, и это отрадно. Всё выступление, сдобренное в качестве доказательства превосходства социализма над капитализмом десятками цифр с процентами, тоннами и километрами, едва не повергло почтенную публику в сон.
Учитывая это обстоятельство, вице-бургомистр Бонна ответное слово ограничил парой ёмких фраз об огромном потенциале и величайших перспективах сотрудничества Советского Союза и Германии.
– Западной Германии, – поправил его посол.
– Как вам угодно, – не растерялся вице-бургомистр.
Смирнов провёл в Бонне 10 лет. За это время ФРГ посетил Анастас Микоян, заключивший договорённости о торгово-экономическом сотрудничестве. Гамбург и Ленинград составили первую пару породнённых городов. С гастролей Ленинградской филармонии начались культурные
