Голос Незримого. Том 1 - Любовь Столица

РУССКИМ УЧЕНЫМ

к V съезду их в Софии

Сыны земли, где всё полно вопросовИ тайн живых – природа, быт, народ,Где звон струится из озерных плесов,А крест в морозных пасолнцах встает,Где зоркий, пылкий отрок ЛомоносовШел к зорям питерским из зги болот, —Его преемники, сыны – России,Науки витязи, вы – здесь, в Софии.

В град, чье само названье символично,Пришли вы, мудростью вспоив свой ум,Столь русские и речью мелодичной,И светлотой особой глаз и дум.Ловлю я с гордостию звук привычныйИмен, давно родивших славы шум,И с радостью ищу здесь лиц, знакомыхЕще по краю снега и черемух.

О, этот край, единственный меж всемиИ мыслимый, пожалуй, лишь во сне…Там в синизне пространств терялось время,Пространства же – в небесной синизне…И вспыхивало избранное темяВ юродства или гения огне.Тот край, злосчастьем опален, опенен,И Богом поцелован, – незабвенен!

Вы также ведь – не правда ль? – не забылиДыханья розовых ржаных морей,Касанья колких горьких чернобылийИ мужиков, как Влас, Касьян, Марей?..Блеск наших царственнейше-славных былейИ цвет сказаний тьмы томов мудрей?Средь них – о правде, в небеса ушедшей,Стих, красотой и в наш век не отцветший!

Безумье перед Богом – мудрость мира.Слова те плод стократный принеслиВ стране великой, трогательно-сирой,Но к Божьей мудрости века брелиТам лапотки, от дебрей худы, сыры…Влеклись к ней, ввысь, колосья, журавли…И вы вот к этой русской горней правдеПредельный лёт умов крылатых правьте!

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ П.М. ЯРЦЕВА

Лик – необыденный. Сухой, увялый, узкий,Во взоре ж и речах – восторженный полет!Так мог бы выглядеть подвижник древний русскийИль паладин Добра – ламанчский Дон-Кихот.

И лишь из дали дней и лишь с особой меркойВернее оценить возможно стало намТого, кто каждый день спешил, как в дом свой – в церковь,В театре жизнь прожив, всегда в нем видел храм.

Мечтатель, чуточку смешной и благородный,Он шел вот здесь, средь нас, в мгле улиц и кулис, —И крылья галстука иль шляпы старомоднойЗа странным абрисом его влеклись, неслись…

Что чуял он тогда своею думой тонкой,Душой столь чуждою и суеты, и зла?Удар таинственный любимой сцены гонгаИль жаркие Москвы родной колокола?..

К нетленной Красоте, как к милой Дульцинее,Стремился и… ушел. Но нам оставил всё жСвой образ памятный, в котором, весь светлея,Лик человеческий был чудно с Божьим схож.

ИГОРЮ СЕВЕРЯНИНУ

Самый верный из нас северянин,Белых зорь и сугробов друг,Всё крылат, но как будто ранен,Прилетел он сюда, на юг.

Песнь – ина. И звучит по-иному.Пригорюниться манит… вздохнуть…Золотое подводное дно мыВидим в ней… И – земную суть.

Слышим шорох сосновый хрусткийИ души священный сполох…О, какой его путь весь – русский!Дерзновенье – страданье – Бог.

Мнится: он, Северянин Игорь,Пьющий оцет, как раньше вино,Будет с Тем, Чье, как благо, игоИ Чье бремя легко, как венок!

НЕДАТИРОВАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

МОЙ ГОРОСКОП

Знаешь ты, помнишь ты ночи в июне?Не черны они, а серебристо-розовы, —Полные пазорей и полнолуний,Грез сладчайших и безумнейшего пóзыва!

Ясны до полночи запад и север.Говорят, в те дни заря с зарею сходится,Пахнет наивно малиновый клеверИ, идя лугами, плачет Богородица.

Позже же – заросли белых фиалокЛьют отравный аромат свой в блеске месяца,И хороводы лукавых русалокНа полянах с хохотком хрустальным бесятся!

В мир я пришла под зарей и луною:Ведь в одну из тех ночей мое рождение!Как же мне быть не такой, а иною:Злей и лживей, иль безгрешней и смиреннее?

Вот почему любопытному взглядуТак не сразу разгадать меня приходится, —И называют славянской мэнадойТу, что кличут и хлыстовской богородицей!

ДВОЙНИКИ

Темный юноша! Как я дерзнулаПринимать тебя за Него?Он – крылатый, ты ж – только сутулый,Ты – ничтожество… Он – божество!

Взор Его умиленьем увлажен,Осиян непорочностью Лик.Твой же – похотью обезображен,Пусть на миг лишь… хотя бы на миг!

Снежных лилий священнейший запахВечно веет от ангельских рук…На твоих, – как звериных лапах,Грязь земли мне открылась вдруг!

И тебя, что подобен гориллам,И тебя, человек, как все,Богохульно зовя Гавриилом,Я влекла к лазурной стезе?!

Вот твой нимб золотисто-венечный!Я снимаю его с чела.Но печаль моя нечеловечна…О, лучше бы я умерла!

Светлый юноша! Как я грешила,За Тебя принимая его!Так простишь ли и дашь ли мне силыЖить, чтоб петь Тебя одного?

СОМНЕНИЯ

Вот завершила трудовой свой день я.Что надо сделала (и что не надо!),Обрезки темные лоскутьев вымела,Полы до лосной розовости вымыла,Белье сменила и зажгла лампады.Ведь завтра праздник: тихий день Успенья.Потом сходила в церковь, помолилась,Нет, просто отдыхала, в церкви стоя.Моя молитва стала недоходчива,Да и достойна ли вниманья Отчего?Но принесла домашним хлеб святой яИ солгала им: «Бог прислал вам милость!»

Легла – и чувствую, как утомилась…Но так уютен свет лампады малой,Так славно пахнет пол: деревней… родиной…Иль нужен труд мой, нужен путь, мной пройденный?И, может быть, сейчас не солгала я, —И в самом деле Бог пошлет нам милость?

Уж который год я лишь жертвую,Но ничего не дарю.Не приближусь к юноше первоюИ вином не встречу зарю.

Вольной волей, радостью, пищею,Вдохновеньем жертвую… всем!Из богатой сделалась нищею,Из кое-чего – ничем.

По-евангельски всё имениеМною отдано. И взято.Что ж не стала я совершеннееИ счастливей не стал никто?

И… Учитель благий! – отчего же яНе вижу Тебя на пути?И еще трудней в Царствие Божие —Знаю, знаю – мне ныне войти.

Иль не жертвы Ты хочешь, но милости?Выше жертв почитаешь дар?Мука творческой горькой бескрылости —Не одна ль из Твоих мне кар?

ОСЕНЬ

(из Ламартина)

Привет лесам в венце сквозном и желтых ризах!Листве их, веющей по долам там и сям!Привет погожим дням, последним уж!.. Так близокПрироды траур мне – и сердцу, и глазам.

Иду мечтательно тропой уединенной,Как бы в остатний раз, глядя, блажен и тих,На солнце бледное, чей луч, уж столь смягченный,Чуть проницает тень дерев у ног моих.

Когда, по осени, природа в дымке зыбкойАгонизирует, она милей мне, да!Как дружеский привет прощальный… как улыбкаНа тех устах, что смерть смыкает навсегда.

Так, жизни горизонт покинуть уж готовый,Я, всех надежд своих оплакивая прах,Обертываюсь вдруг – и созерцаю сноваБлага, каких не знал, с желанием в очах.

Земля и солнышко! Мир кроткий и прелестный!Я, гроба на краю, слезу сронил о вас.Ведь воздух так душист! И чист так свет чудесный,Свет солнца для того, кто сам почти угас!

Хотел бы я фиал, где нектар смешан с желчью,Теперь весь, до глотка, испить, опустошить!В нем, бывшем для меня всю жизнь полыни горче,Есть меда капелька на дне хоть, может быть?

Быть может, в будущем то счастие земное,Какого чаял я напрасно, ждет меня?В толпе людской душа, не знаемая мною,Откликнется моей душе, ее поняв?

Цветок спадает, дав свой аромат зефирам.Земле и солнцу так прости свое шлет он.Я умираю, и мой дух, прощаясь с миром,Летит, как горестный и мелодичный звон.

НЕСМЕЯНА-ЦАРЕВНА

1. ЕЕ ТЕРЕМ

Темен терем мой… В бессветной чаще он,Чаще ельника могильного, безлистного,Не испестрен, не злачен он, не белен:Он из свята древа – древа кипарисного.

Заросла к нему сухим быльем тропа,Ворота замком на ржавый ключ затворены.В сенях плачется кукушка-ряба,А на крыше молкнут-мокнут черны вороны.

На оконцах всё густые войлока,Ни зари, ни звезд, ни солнца в них не кажется,И всегда-то во моей светлице зга,Словно серая запутанная пряжица.

И везде-то в ней Минеи, Псалтыри,Стопудовые, столистные, столетние,Да окованные тяжкие лариСо приданым, со тряпьем, той зги бесцветнее.

Темен терем мой… Ох, темен, словно гроб, —Гроб из свята древа – древа кипарисного.Не летит к нему плясучий конский топ,В нем не светит лик, опричь иконописного.

И живу там я, Царевна, среди них,Несудьбины, да Кручины, да Бессонницы —Сенных девушек, подруженек моих,Что, как я, от всех сторонятся, хоронятся.

2. ЕЕ ЗЕРКАЛО