Испивший тьмы - Замиль Ахтар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что все остальные отворачиваются. Если это не касается их лично, все делают вид, что ничего не происходит. Но кто-то должен не отворачиваться, и это заставит его искать справедливость. И если в погоне за ней сгорит весь мир, так тому и быть. Наш грешный мир этого заслуживает.
Мара понимающе кивнула:
– Я много раз чувствовала подобное. Я видела, как Черный фронт продал моих сестер и всех сирот, о которых мы заботились. Но я могла лишь выживать, даже если это означало лечь в постель с врагом. И теперь нам нужно поступить так же, Михей.
Принцип потянул меня за рукав и указал на сверкающий купол на самом высоком из семи холмов. Увлеченные спором, мы с Марой позабыли о нем. Занятый чужой дочерью, я забыл о мальчике, которого сам себе поклялся защищать.
– Волчица сказала, он ждет там, – сообщил Принцип. – Каган Кардамон.
– Каган Кардам Крум, – поправил я.
Пора с ним встретиться.
В сопровождении Аспарии мы стали подниматься в центр города по лестнице шириной в милю. На верхней ветке каждого дерева, встреченного по пути, висел хотя бы один человек. К моему ужасу, я узнал несколько лиц – солдат из двухтысячного гарнизона, оставленного мной для защиты города. И их жен.
Мара отворачивалась, как будто их там не было. Принцип бросал на них равнодушные взгляды. А во мне бурлила знакомая, пьянящая ярость. Я изо всех сил старался не обращать внимания, но от этого она только усиливалась.
Мы прошли шумный рынок на главной улице, затем поднялись на самый высокий и крутой холм, который венчала Железная цитадель. Вокруг, так же как на остальных шести холмах, теснились здания из камня и металла. На втором по высоте холме возвышался собор Апостола Иосиаса – четыре шпиля и железный купол, отражавший красноватое солнце. Я задался вопросом, что эти язычники сотворили со служителями церкви и женщинами, но, возможно, лучше этого не знать.
Тем не менее жившие в городе крестейцы продолжали работать, их плавильные печи дымили так, что все вокруг заволокло дымкой. Кардам Крум оставил их в покое, в отличие от жителей деревень, – вероятно, чтобы собирать налоги за востребованные изделия из металла. А значит, он здесь надолго. Но, должно быть, он понимал, что с приходом весны империя пошлет армию, чтобы изгнать это пестрое сборище рубадийских и рутенских племен, и жители города не встанут на его сторону в предстоящей битве.
Мы вошли в цитадель через шипастые железные ворота и заметили, что на стенах выставлены головы. Еще по одной лестнице мы поднялись в открытый атриум под железным куполом. От подъема у нас сбилось дыхание и отяжелели ноги – наверное, в этом и был весь смысл. Оставалось только гадать, что случилось с экзархом, властвовавшим здесь, в цитадели, соперничавшей высотой с горной вершиной.
Вскоре я это узнал. Каган восседал на троне, а экзарх, еще живой, служил ему подставкой для ног. Его звали Бардас, я хорошо его знал, поскольку именно он помог мне завоевать город.
Надо отдать должное, из Бардаса вышла отличная подставка, спина была прямая, а руки и ноги согнуты под идеальным углом. По ироничному замыслу Кардама Крума, он все еще был одет в шелка. Не важно, как высоко ты поднялся в Крестесе, теперь ты под моим сапогом.
Сам Крум был вылитым рутенцем. Он хмурился лучше, чем Кева в подземельях Костаны. Он щеголял курчавыми светлыми волосами, в точности как у Кевы, а глаза были цвета серого камня. Однако одет он был как рубадийский каган: волчья шкура на плечах, пара серег из зубов и татуировка в виде дерева на всю обнаженную грудь, рельефную, как у борца. Чтобы ходить без рубахи, было холодновато, но, может, в жилах кагана течет лед?..
Бардас, его подставка для ног, посмотрел на меня. После путешествия по Лабиринту я не надел маску и теперь жалел об этом. Бардас, несомненно, узнал меня, но также он наверняка знал, что две луны назад меня казнили на глазах у тысяч людей в Гиперионе. Его разум должен был испытывать не меньшее напряжение, чем колени.
– Кланяйся, – приказал Крум, когда его жена оказалась рядом.
Десяток других женщин, одетых в шерсть и меха, украшенные костями, стояли позади трона в дальней части круглого зала.
Я посмотрел на Мару. Она дрожала. Ради нее я опустился на колени и прижался лбом к холодному железному полу. Через несколько секунд я уже возненавидел себя.
– Одно слово, и ты отрекся от своего ангела и склонился перед другим, – сказал Крум. – Как и он. – Крум с силой пнул Бардаса, и тот упал на бок, взвыв от боли. – У ягненка нет чести. Нет верности. Нет высшего призвания. Им движет страх, и только страх.
Его крестейский был превосходен, даже лучше, чем у Аспарии. Каган Крум и его жена не те, кем кажутся, но я боялся потянуть за эту ниточку.
– Да, мы ягнята. – Я надеялся, что голос звучит ровно. – Маленькие ягнята, нуждающиеся в крове и безопасности хотя бы до потепления.
– Покажи мне свою молнию, ягненок. Я хочу увидеть, что вернуло четверых моих всадников земле.
Я сжал железный кулак. Когда я раскрыл ладонь, над ней висел искрящийся шар.
На лице кагана появилась улыбка.
– Значит, это правда. Ты солнцеглотатель.
Если ему известно это слово, значит, он знает Книгу Марота. Должно быть, он знает «Ангельскую песнь», хоть и язычник.
– Где ты получил такое благословение, ягненок?
Отказ отвечать показался бы упрямством, за которое нас могли убить.
– Мне даровал его Падший ангел.
– Они ничего не дарят. Какую цену ты заплатил?
– Свое семя.
Каган расхохотался. Его жена тоже, ее щеки порозовели. Даже женщины позади трона захихикали. Вот бы Мара и Принцип не слышали моего позора…
– Зачем ты сношался с Падшим, ягненок?
– Хотел обрести силу. А кто не хочет?
– Значит, ты давным-давно отрекся от своих ангелов. – Крум подался вперед и кивнул, как будто был впечатлен. – И, несмотря на свою силу, ты ищешь у меня безопасности.
– По правде говоря, меня преследуют свои же, кто считает мою руку и молнии величайшим злом. Я не мог оставаться в Гиперионе, и поэтому я здесь.
– И все же мне сказали, по весне ты намерен идти в Семпурис.
– Мертвый лес обширен и прекрасен. Мы можем жить там, вдали от Инквизиции и этосианской церкви.
– Похоже, нашу встречу устроил сам святой Саклас. – Каган Крум откинулся
