Монах Ордена феникса - Александр Васильевич Новиков

– Ты трус, граф, – Альфонсо подошел к дэ Эсгену вплотную, посмотрел ему прямо в глаза, едва сдерживая кипящую внутри него злость, – твоя задача не сдохнуть, твоя задача – защита королевской семьи, а ты в какашке измазался и разрыдался, как баба. Что толку, что они все мертвые лежат, что толку было бы, если бы ты рядом лег? Дохлый ты свою принцессу не спасешь. Позора он испугался. Испугался того, что люди про него будут говорить, трус. Обосранный, опозоренный, раненный, уставший, голодный – да все равно какой, свою задачу выполни, пока твою Аленку мятежники по рукам не пустили, а потом дохни, хоть до посинения, черт тебя подери!!

Последние слова Альфонсо уже кричал, поскольку гнев все же нашел выход наружу – через рот. Резким движением выдернул он у одного из воинов меч из задубевших рук, потрогал лезвие – тупое, выдернул другой, пошагал, оставив дэ Эсгена одного в переулке. Противно и громко хлюпало в сапогах, от жуткого запаха уже подташнивало, хотелось лечь, и спать, спать, проснувшись – снова спать вдалеке от всего этого, когда начальник дворцовой стражи догнал его, злобно прошипел в лицо:

– Только попробуй рассказать об этом кому нибудь.

– Пошел к черту…

Когда они вышли за город, окунувшись в благословенную, но пугающую своей степенью тишину брошенной деревеньки, солнце уже приближалось к домам, собираясь ложиться спать. Раздевшись до гола, они пытались отмыться в речке, за этим занятием их и застала разведка с Дмитровской заставы – десять всадников, которые увидели такую картину, которую не видели больше никогда в жизни. Позже подошел и основной отряд, три сотни пехотинцев встретили который хоть и мокрые, но уже одетые графы. Граф Ненский, приведший сюда это войско, посмотрел на них с нескрываемым любопытством, совершенно не тактично при этом понюхав воздух – дэ Эсген при этом покраснел, а Альфонсо почесал голову, с удивлением обнаружив, что ее покинули вши. Хоть какая то радость.

В этот день в город входить не стали, благоразумно решив разбить лагерь в двух шагах от дома, расставив по дорогам дозорных и заняв почти все брошенные дома в деревне. Дэ Эсген рассказал о том, что происходило во время бунта, упустив из виду некоторые незначительные происшествия, и объяснил ситуацию, сложившуюся в городе, которую, как оказалось, сам не до конца понимал. Альфонсо мог бы многое добавить, но его никто не спрашивал, к нему старались даже не подходить, и к тому же он начал ощущать беспокойство – если вскроется вся правда о том, что он трижды (четырежды почти) предатель, его точно разорвут лошадьми. Все старания, все невзгоды, все пойдет прахом, и он даже не сможет прикоснуться к той, ради чего все это было сделано. С наступлением ночи это беспокойство становилось все сильнее, разъедало душу в клочья, становилось почти физической болью, выгнало его в поле (а не плохо прожаренная свинина, как он думал вначале), под звездное небо, где он и просидел в неубранной пшенице, почти до рассвета, впервые в жизни вплотную пообщавшись с ее величеством бессонницей.

С утра к деревне подошли еще два отряда, которые и поведали о нападении степейских воинов на Эгибетуз. Услышав эту новость, Альфонсо помертвел – все новые и новые препятствия на его пути к цели – такой простой для графа, и не достижимой по какой то извращенной прихоти судьбы, стали выбивать его из колеи, казалось, что счастья и Иссилаидой он не увидит никогда. Проходя вместе с отрядом через разорванный, подпаленный, усеянный вздувшимися трупами уже не бунтующий город, он ждал расплаты, и мысль сбежать в лес, хотя бы на время, возникала все чаще, и цеплялась за мозг все крепче и крепче, Альфонсо все время собирался бежать, заранее зная, что никуда не убежит.

В дворце его ждала новая новость – бунт кончился. Пропившиеся, побитые, оставшиеся без управления, единства, целей и главного топлива бунта – вина, склонили люди головы, смиренно перенося показательные казни, сотни повешенных наугад людей, избиение розгами и тюрьмы. Крестьяне с болью в груди смотрели на поля пшеницы – урожай был на удивление хороший, не смотря на засушливое лето и страшную жару – как сиротливо склонили головы колосья хлеба, скучая по рукам человека, который срубал им головы серпом, размалывал их детенышей в муку, сдирал с них кожу, развеивал по ветру.

Альфонсо с содроганием ждал своей очереди на расправу, и дождался: его признали героем, участвовавшем в подавлении бунта, нацепили орден на новый, уже, наверное, десятый камзол, дали новую грамоту на город (Альфонсо выбрал Теподск, чем несказанно всех удивил выбором одного из самых захудалых городов с всего тремя одноименными деревнями вокруг), подарили Иссилаиду и отправили подальше от дворца.

Часть 2

…И сказал на то король Аэрон:

– Все мы грешны ошибками своими, все мы можем стать жертвой козней Сарамоновых, но блаженны те, кто в грехах своих честно покаялся, и да пусть будут прощены оне, и поступками добрыми впредь горды…

– Благодарствуем тебе, справедливый и великий король Аэрон, – ответили на то люди добрые и разошлись по домам, не помышляя более о расправе над ставленником божиим.

Сказ о жизни великого Алеццо дэ Эгента,

святого – основателя Ордена света

Часть 7 стих 15

Впервые за долгие, страшные, тяжелые, порой довольно унизительные дни, полные абсурдных и глупых событий, боги сжалились над Альфонсо, подарив ему мгновения высшего блаженства. Он ехал к себе во владения по разбитой дороге – карету нещадно мотало из стороны в сторону, щедрое летнее солнце, обязанное через пару дней быть осенним, не сбавляло темп: было жарко, было много надоедливых мух, особенно в городе, был жуткий смрад от множества трупов, даже казалось, будто воздух твердый, и застревает в горле.

Аэрон, для профилактики последующих мятежей, не стал измудряться, придумывать что то новое, и снова залил страну кровью и насилием, как делалось всегда, во все времена истории, не начинать же думать теперь о народе и попытаться облегчить жизнь своим подданным. По всей столице, там и сям, появлялась королевская стража, вся, что осталась, строго системно хватая всех, кого подозревали в измене, то есть, всех подряд, и правых и не правых, тех, кто не успел спрятаться. На придумывание новых наказаний, ни у короля, ни у малочисленных оставшихся подданных не хватило ни фантазии, ни времени, поэтому казнили несчастных старинными, проверенными способами: разрывали лошадьми на части, сажали на деревянный кол, протискивая его через все тело, варили в котлах, но такие казни были честью, и такая честь