Дневники 1926-1927 - Михаил Пришвин

Шевелится земля, деревья в лесу перемещаются, солнце, как мячик.

Загадать:

Можно ли…

Если бы. Короткое замыкание.

Нет, я не поклонник тех, кто в решительный момент бросает княжну свою в воду, слишком уж сильные люди, а на то и любовь дана, чтобы сильный сгорел в коротком замыкании мирового тока любви: он сгорит, как предохранительная пробка, и тем сохранит жизнь на земле. Любовь, значит, не больше, чем короткое замыкание.

И так понятно становится, почему такой незащищенный человек в мире — уколоть булавкой и кончено. Электричество, пушка и всякие силы против врага, но когда этот враг подходит — все бессильны, нет спасения. Никакая железная сила не спасет, потому что если бы тут не сгореть, все бы лампочки на земле погасли и жизнь бы окончилась.

Невозможно так описать любовь, чтобы кончить и другим бы писать о ней нечего: любовь — не картошка.

К Германии: разговор со студентом о выборе факультета, если адвокат, то 4 года и 4 практики, значит, до 30 лет нельзя. «А как же до этого?» — «Надо найти себе временную подругу». — «А потом?» — «А потом уйти от нее и взять <1 нрзб.> Frau». — «Так все делают?» — «Нет, это дорого, большинство так сами с собой». — «Это вредно». — «Нет, если сознательно и не часто, то не вредно, большинство приват-доцентов так: им неудобно ходить <1 нрзб.>».

Катценэлленбоген из Вильны. (Алпатов) прибил карточку, рядом была прибита Sarra Katsinellogen uns Wilna Meclizine.

21 Декабря. После пороши опять сразу усилился мороз, так, что назавтра невозможна охота. Ночью луна, скрип саней и все прекрасное, что бывает на Руси в рождественское время.

Послал резкое письмо в ГИз. В пятницу Лева возьмет рукопись.

Был вечером полковник Иван Захарыч Деулин, рассказывал о медведях, уссурийских тиграх и штыковой атаке (мозги, ей Богу, не преувеличиваю, мозги летели…), за которую он получил золотое оружие. — «А после всего этого я вдруг последний гражданин в государстве».

Прочел Бунина «Митина любовь». До неприятности все близко (елецкое) и так хорошо написано, будто не читаешь, а ликер пьешь. Заключительный выстрел напоминает чеховский рассказ «Володя» (гусенок) и тысячи романов, в которых мерзость сытая противопоставляется чистой любви.

Я же дерзну свою повесть так закончить, чтобы соитие стало священным узлом жизни, освобождающим любовь к жизни актом. Для этого Митя сделает «Аленку» своей женой и за шкурой Аленки познает истинное лицо женщины, скрытое…

После акта, создавшего ему жену и крышу своего дома, Алпатов продолжает обмер… болота радостно и в заключение находит засоренный проток из Золотой луговины. (Психология: огромное бремя спало с него, и явилось небывалое наслаждение оставаться самому с собой и не чувствовать одиночества. В то же время это есть и окончательное разрешение мысли о прогрессе.

23 Декабря. Вчера мороз 20°, мы все-таки ходили весь день. Сегодня — мороз продолжается.

Германия: Встреча.

Париж: Любовь.

Петербург: Безумие.

Болото: брак.

Мотивы:

Гибель прогресса: человек показался, вероятно, потому что любовь одна.

Любовь одна: к последней главе брак.

Мировая катастрофа: Ефим, Бебель.

Бессилие воли: ничего не придумаешь.

Ина и Ина Петровна.

Ина и рабочее движение. Омнибус.

Переписка.

Последняя глава или звено: Зеленая дверь: после акта присоединения к себе женщина говорит о хозяйстве (крестьянка: входит в хозяйственный план мужа и говорит, например, как у Бунина («Митина любовь»), что надо бы поросенка купить. А что говорит героиня удовлетворенная? Алпатов после того с новой силой погружается в план и начинает мерить (найти слова женщине (Евы), входящей после акта в план хозяина (Золотая луговина).

Что может быть неприличнее, глупее, как в атмосфере «Лилит» мужчине сказать о своей радости обладания ребенком? Что может быть болезненнее как молодому мужчине няньчить чужого ребенка?

Ну, иди же! вот они колеса, подходи, одно движение — и все кончится, и Алпатов будет, как все герои поэтов, поверяющие смерти на суд все свое добро и зло. Над раздавленным трупом судья произнесет свой приговор в осуждение страсти, и доблесть героя, что он лучше уж смерть взял, чем обыкновенное пошлое прозябание.

Иди!

Но герой не идет, и автор бессилен. Он тоже недоволен и рад бы послушаться, да, видно, невелено, и он так простоял.

А что если, правда, совершив мысленно расчет с собой и, значит, обратясь в совершенное ничто, побыть в мире просто свидетелем: так просто побыть никем и ничем?

К Петербургу: ужасно, что нельзя крикнуть на улице большого города… там где-то в толпе шел другой, стесненный в себе, и хотел крикнуть в безумии своем на всю улицу, но крик его заглушили моторы, и кольцо любопытных сомкнулось. Неслышимый, невидимый друг остался в кругу, и Алпатов прошел, погруженный в себя.

В предрассветный час. Потеплело. Хорошо бы немного тепла и осадки снега, а то ни на лыжах ходить — проваливается, ни просто в валенках — тяжело.

Замошкин прислал письмо о «Весне света», что-то мудреное, во всяком случае меня перемудрил и нашел символы, о которых я и не думал, напр., истолкование сцены в сортире, как евангельское.

1) Надо написать всю повесть духом, свободно.

2) Разложить «Любовь» на простейшие психолог, части и каждую выкупать в улицах большого города.

27 Декабря. Сильный ветер, буря, метель. Я пробовал писать и встал в 4 утра. Около 9 у. почувствовал приступ тоски и бросился на поезд в Москву, будто бы смотреть собачью выставку.

Асфальт Берлина — прогресс.

В аудитории показалась девушка — Ина? какая-то румынка. Ее не было. Можно и на улице по пути к рабочему.

29 Декабря. Еврейский вопрос становится угрожающим, я буду очень рад, когда русские, наконец, соберутся с духом и утрут им нос, но все-таки не желал бы, чтобы на место тысячи жидов в ГИзЕ стала тысяча попов.

Черты хама (о Венгрове и др.):

Первая основная черта, что для них не существует личности и, значит, всякой неожиданности, превосходящей в данный момент силу собственного суда. У хама (как и у дурака) для всякой личности есть заглазное решение.

Вторая черта, являющаяся, впрочем, из первой, что хам всегда нагл и себя считает выше своего дела: он служит себе, но не делу.