Брандвахта - Александр Викторович Горохов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звук лодочного мотора услышали издалека, и почти все вылезли на палубу. Убедиться, что это именно я возвращаюсь, а не кто-то чужой пожаловал в гости. А я даже неплохо притёрся к борту брандвахты, хоть и выполнял этот манёвр, что называется, «на автопилоте». И только когда «Казанка» уткнулась в лесенку для подъёма купальщиков из воды, пробормотал:
— Ребята, я не смогу сам забраться на палубу.
Фрагмент 24
47
Ох, как матерился на меня Некрасов, пока я снимал с себя камуфляж, залитый кровью! А потом, обколов местной анастезией, искал зондом застрявшую в мягких тканях пулю и вынимал её, сделав надрез.
— Это — работа хирурга, а не врача скорой помощи! Да и не в таких антисанитарных условиях делается подобное! Что ты там опять натворил, что в тебя стреляли?
— Тоже стрелял, — не стал скрывать я. — Только точнее.
— А без стрельбы никак нельзя было обойтись?
— Нет.
Узнает, узнает, что я натворил. Только не сейчас. Сейчас я и сам под впечатлением от устроенного мной беспредела.
— Мне напиться сегодня можно?
— Хрен тебе, а не алкоголь! Сначала грязи в рану нанесут, а потом им выпивку давай. Я антибиотиками тебя наколоть должен. Немедленно! А они с алкоголем дают самую непредсказуемую реакцию. Вплоть до комы и даже кирдыка.
Ладно, будем считать, что напугал.
— Всё, наложил я тебе швы. Начнут раны болеть — жри эти таблетки. А Надюшке не забудь сказать спасибо за то, что она не только хороший набор препаратов подобрала, но и инструменты с медицинскими материалами. Дренаж я тебе поставил, и его, и швы сниму, когда можно будет. Ну, а со сломанным ребром — мучайся, если не умеешь себя беречь. И радуйся, что пуля в тебя с большого расстояния прилетела, а не в упор.
— А ты откуда знаешь про расстояние?
— От верблюда! Думаешь, я ни разу стрелянных и ПМ не видел? Если бы шагов с пяти стреляли, то дырка у тебя бы и в лёгком была. И хрен бы я её смог достать.
Саня ушёл мыть руки, а Бивалькевич осталась меня бинтовать.
— Кто это тебя?
— Сипатый.
Пристальный взгляд почти чёрных глаз из-под прикрывающей волосы косынки мне в глаза.
— Мстить ездил?
— Да.
— Ему?
— Всем, кого смог найти.
— Спасибо, — послышался её тихий голос через несколько секунд.
— Не только ради тебя, старался, но и ради себя тоже. Надь, а это правда, что выпить нельзя? Боюсь, я свихнусь после того, что натворил.
— К сожалению, правда. Давай, я лучше тебе успокоительного и снотворного «пропишу».
— Ага. Как в анекдоте: мне таблеток от жадности, только побольше, побольше.
— Хорошо. Будет тебе максимально разрешённая суточная доза. Всё так жёстко было?
— Не жёстко, Надя. Жутко! Я же говорю: свихнуться боюсь, вспоминая.
Она набрал щепотку каких-то «колёс» и высыпала мне в ладонь.
— Пей. И иди спать. Минут через пять начнёт действовать.
Успел сходить в туалет и что-то ухватить на ходу на кухне. Пока давился под неодобрительным взглядом Ольги (недовольна тем, что я отказался от всего, чем она собиралась меня накормить), действительно почувствовал, что начали тяжелеть веки. А как упал в постель (какой там «упал»? Со сломанным ребром и начавшей отходить анестезией? Аккуратненько опустился!), почти мгновенно вырубился. Проснулся уже по темноте, вспоминая, что, вроде бы, приходила Надежда, чтобы поставить мне укол. В полуяви я, кажется, с её какого-то по счёту требования всё-таки повернулся на бок, но вколола ли они мне «дозу» или нет, сказать точно не могу. И лучшее в этом сне то, что никаких брызг крови, никаких разлетающихся ошмётков мозговой ткани, как я опасался, не привиделось.
Проснулся и почувствовал, что к моему боку под одеялом прижимается что-то тёплое и мягкое. Прильнувшее ещё плотнее, когда я попытался понять, что это. Точнее, кто, поскольку уже сообразил, что явно не стопка верхней одежды. А ведь эти формы я уже трогал!
— Фая? Почему ты здесь?
— Не спалось. А Надя попросила заглядывать к тебе, и, если ты не проснёшься часа через два, разбудить её.
Надя, значит, виновата?
— А зачем каждый раз бегать? Вот я и решила, что эти два часа побуду рядом с тобой. Всё равно ведь не спится.
И поэтому под ночнушкой даже трусиков нет. Хотя, конечно, я понятия не имею, надевает ли она их, когда ложится спать в своей каюте.
— Я ведь тоже переживаю, мне ведь тоже хочется побыть рядом с кем-нибудь…
— Ну, тогда побудь, — буркнул я, слезая с кровати и морщась от боли в сломанном ребре.
— А ты куда?
— Я же спал, хрен знает, сколько часов. В туалет хочу, аж из ушей плещется!
Негромкое хихиканье показало, что наше школярское образное выражение в Уфе хождения не имеет. Интересно, а анекдот про «мне нужно помочь другу, с которым я тебя познакомлю чуть позже», она слышала?
Ну, скажем, с этим «другом» она уже знакома. А вот стОит ли сегодня ей продолжать с ним знакомство? Только что ведь жену похоронил. А она — мужика, который, по её словам, ей нравится. Но ведь пришла. И явно не для того, чтобы просто подержать меня за ручку, грустно глядя мне в глаза. Вон, Саша Некрасов и не скрывает, что гулял от своей «лучшей на свете голубки» налево и направо, но ему это не мешало её любить. До сих пор любить, даже после её смерти. И я Наташу до сих пор люблю и, наверное, ещё долго любить буду. Становиться из-за этого монахом? Да какой, к чёрту, из меня монах после того, что я сегодня натворил? Как бы из ада, когда концы отдам, не выгнали за плохое поведение при жизни! И нечего паясничать, что мы, ради соблюдения приличий, «будем медленно и печально». Природа ведь, мать её за ногу, своего требует. Вон, еле помочился из этих самых проказ природы.
Всё-таки, похоже, я свихнулся из-за пережитого и устроенного мной, раз так рассуждаю. «А я сошла с ума! Какая жалость…»