Письма к отцу - Таня Климова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Русское в нашей школе становится каким-то стыдным, что ли, хочется почаще смотреть MTV и пользоваться товарами, у которых английские названия. Я ощущаю себя в этой деревне не круто, очень скованно. Там работают два канала – ОРТ и РТР, даже НТВ – представляешь – не работает. А еще нужно постоянно подкручивать антенну, иначе телевизионный экран начинает идти волнами и даже шипеть, еще – иногда – когда гроза – экран становится черно-белым, будто мы живем в двадцатом веке. Но обычно, когда гроза, меня заставляют телевизор выключать, выдергивают из розетки. Выключают и электричество – сидим в темноте, при свечах. Я пишу повесть, потому что мне очень скучно. Из-за того, что нечего читать и нечего смотреть, создаю – свое. Главные герои повести – мои друзья, вернусь к ним и прочитаю повесть вслух.
8 июля 2014 года
Приснилось, что я хочу написать роман о девяностых и звоню тебе, чтобы ты помог мне в сборе информации и рассказал то, чего я знать не могу. А ты отвечаешь, что проспал девяностые, хотя я не помню, чтобы ты когда-нибудь просыпал и вел себя безответственно. Я очень часто просыпала пары, а сейчас почти не сплю от волнения – после бессонной ночи завтракаю в кафе на летней веранде, а потом возвращаюсь домой и пытаюсь написать реферат, который мне понадобится для поступления в аспирантуру.
А ведь и правда – ты проспал девяностые. Ты из девяностых как будто бы ничего не почерпнул – только растерянность во всеобщем безденежье.
С одной стороны, я хотела бы, чтобы ты переродился, с другой – чтобы остался в вечности и наблюдал за тем, как я поступаю в аспирантуру. Без тебя – чувствую – провалю английский или философию.
15 июля 2017 года
Знаешь, что поняла? Что каждый советский интеллигентный мужчина похож на тебя. Приехала к маме и брату, у них каждое субботнее утро работает телевизор, я отвыкла от существования телевизора, смотрю на него как на чудо. По телевизору показывали программу про советского композитора, крупным планом снимали его наручные часы с кожаными ремешками. Советский композитор давно мертв, но его вдова оставила в его кабинете все так, как было, а эти часы с кожаными ремешками остановились на том моменте, когда застыло сердце советского композитора. Вдова, кстати, моложе композитора на двадцать лет, ей очень идет седина, кажется, сейчас она выглядит благороднее, чем в молодости. Она рассказывала о том, как ходила перед композитором на цыпочках, как хвалила его, как считала умнее всех и боялась при нем начать говорить – сначала должен сказать он. Думаю, это какая-то нездоровая штука, но у нас в семье так же вела себя мама. И тебе это очень нравилось.
Еще – удивительный факт – во дворе нашего дома, оказывается, росла ива. Мы ходили мимо этой ивы каждый день – на речку, с речки, в школу, из школы – и не осознавали, что во дворе нашего дома растет ива. А речка, на которую мы ходили, называлась Дон.
18 июля 2023 года
Среди деталей прошлого, принадлежащего тебе, мира больше всего я люблю телеграммы. Подумать только: они были самым быстрым способом связи в твое время и написанное в телеграмме – срочное и интимное – нужно было доверить другому человеку, да еще и оплатить каждое слово. Вот это – настоящая литература, когда понимаешь вес всего тобой сказанного. У нас не сохранилось ни одной твоей телеграммы (ты вообще отправлял их домой из экспедиций?), но остались те, что сообщали страшные новости – смерти маминых тетушек, бабушек, прабабушек. В твоих документах нет ничего – неужели никто не отправлял тебе телеграммы? А дядя Витя?
Я загуглила: оказывается, сегодня можно отправить телеграмму через «Почту России» – достаточно ввести текст в интернете, а потом написать адрес. Я даже позавидовала тем, кто пользуется этим сервисом, – среди моих знакомых нет людей, живущих в отдаленных уголках страны, где не работает всемирная сеть.
А еще в «Википедии» написано, что в Книге рекордов Гиннесса самой дорогой телеграммой в мире названа телеграмма, отправленная Хрущевым Гагарину, – ее продали в 1993 году на аукционе за 68 500 долларов. Считаю, что это неудивительно.
А знаешь что? Я отправлю тебе телеграмму «Почтой России». Я помню адрес дома, в котором ты умирал. Не знаю, кто там живет сейчас, не представляю, как это место сегодня выглядит, но отправлю – тебе – телеграмму. Указываю как адресата твои настоящие имя и фамилию, ты сегодня живой, папа, совсем не мертвый. Текст телеграммы здесь писать не буду, ты получишь ее совсем скоро.
Глава восьмая
2 августа 2006 года
Удивительно, папа: из детства я помню только те сцены, которые попросила себя запомнить. Я так и говорила: это круто, это надо запомнить. Некоторые моменты я даже записывала в твоем ежедневнике, который мне очень хотелось бы найти и полистать. Это были самые важные моменты – требовавшие того, чтобы я их зафиксировала.
Например, когда я впервые увидела поезд. Мы стояли с тобой на перроне, ты держал меня за руку. Поезд оказался огромным, и я не могла поверить, что мы в него сейчас войдем и сядем туда, вовнутрь. Будем лежать на кроватях, обедать и ужинать за столиком. Это чудо, сотворенное человечеством, – поезд. Мое «Прибытие поезда», которое пугало и завораживало.
Или – чемпионат мира по футболу. Вы сидели с моим братом, твоим сыном, около телевизора и смотрели за тем, как мужчины гоняют мяч, тихонько переговаривались. Ты был в белоснежной футболке, выглаженной, будто бы праздничной, но домашней. Брат сидел в кресле, поджав под себя ноги, и смотрел на тебя с любовью и восхищением, когда ты пересказывал биографию каждого футболиста. Я спросила, не хотите ли вы посмотреть этот матч завтра, ведь сегодня – когда мы все вместе – можно заняться чем-нибудь более интересным. Брат покачал головой, а ты спокойно объяснил, что матчи нужно смотреть в прямом эфире, в этом и смысл, а еще – что чемпионат мира по футболу идет раз в четыре года, а мы можем собираться дома вечерами хоть каждый день. Раз в четыре года, – подумала я, – нужно запомнить этот момент навсегда, ну или хотя бы на следующие четыре года.
Мне было уютно и тепло тогда, я ощущала семью.
А еще семью я ощущала, когда мы ездили на дачу и собирали с деревьев черешню и абрикосы. Из стволов вытекала смола – ты сказал, что она очень полезная, ее можно есть. Мы с братом, твоим сыном, наперегонки подбегали к фруктовым деревьям и пальцами с грязными ногтями снимали с них смолу. Мы ее ели – она была очень вкусной – в меру сладкой и в меру кислой, такой, какой нужно.
А еще меня отправляли на Азовское и Черное моря – в «пионерские лагеря», как называли их вы с мамой в эпоху, когда никаких пионеров уже не было. Путевки давали тебе на работе. В одном из лагерей я подружилась с девочкой, которая была старше меня на четыре года. У этой девочки прямо в лагере началась менструация, что такое менструация ей объяснила медсестра. Девочка звонила маме, и мама ее поздравляла с тем, что она стала взрослой, стала женщиной. Я завидовала ей и молилась, чтобы у меня в этом лагере не началась менструация – ты ничего не поймешь и мне будет очень стыдно.
10 августа 2014 года
Заметила, что уже не так боюсь «подозрительных сумок» в метро, как раньше. Страх перед терактами и смертницами становится все меньше, я больше не осматриваюсь перед тем, как захожу в вагон, не думаю о том, кого из пассажиров снесет взрывной волной, кого будут оплакивать родственники, а кто останется с вечной травмой после взрыва. Не знаю, с чем это связано – то ли в нашей стране стало безопаснее, то ли я повзрослела, – больше меня не напугаешь внезапной смертью.
Я бы хотела найти ту работу, которая будет находиться рядом со мной. Мне нравится, что я мобильна – я могу снять квартиру рядом
