Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знаменательно, что только в середине сентября АРФ создала специальный комитет, в который входили Рубен Тер-Минасян и Себастаци Мурад. Его первое рабочее заседание состоялось в Стамбуле. На повестке дня стоял «вопрос самообороны» — партия обсуждала этот вопрос впервые после революции июля 1908 г. Участники заседания согласились, что проект организации самообороны потребует для своей реализации «годы и годы», что у партии для этого «недостаточно ответственных кадров и необходимых средств в провинциях»[695]. Было ли внезапное возобновление интереса АРФ к «самообороне» следствием ухудшения ситуации в восточных провинциях? Возможно. Можно также предположить, что мгновенное удаление АРФ со стамбульской политической сцены дало ей ранее отсутствовавший простор для маневра.
Армяне во время Балканского кризиса
Османская империя, стоявшая перед угрозой начала войны с того самого момента, как к власти пришел кабинет Гази Ахмеда Мухтара, согласно мнению экспертов того времени, была не в состоянии ее вести. Финансы находились в упадке, армия была плохо организована и деморализована из-за нескольких лет слабой дисциплины. Однако впервые в войне должны были принять участие немусульмане, их мобилизовали, как и других соотечественников. Патриотические призывы, таким образом, касались всех османских подданных, и армяне были не в последних рядах тех, кто поднялся на «защиту отечества».
Союз балканских стран, похоже, удивил даже европейских дипломатов, которые, несомненно, были озабочены судьбой османской части полуострова, но только с точки зрения реформ, к которым они надеялись принудить Блистательную Порту. Эксперты, которые занимались конфликтом, соглашались в том, что греческий премьер Венизелос мастерски скрыл свою решающую роль в формировании столь маловероятного балканского союза.
В сентябре 1912 г. в Стамбуле царила праздничная атмосфера, украшенная патриотическими чувствами. Самые большие энтузиасты рассчитывали отметить победу в Софии еще до конца года — Болгария была поставлена в разряд врага номер один империи. Либеральное правительство, составленное из опытных людей, прекрасно осведомленных о слабости армии, недостатке современного оружия и снаряжения, было против войны, как и парламентское большинство. Только младотурки, потерявшие большинство мест в новом парламентском собрании, вели активную кампанию в поддержку начала военных действий[696]. В статье, опубликованной 21 сентября 1912 г. в газете «Танин», полуофициальном органе Иттихада, Энис Авни-бей писал под псевдонимом Ака Гюндюз: «Каждое место, на которое я наступлю, должно покрыться кровью. Если я оставлю хоть камень на камне, пусть мой дом будет разрушен»[697]. Эта тоска по доброй битве отражала амбиции младотурок заработать на возможностях, которые открывала война, чтобы вернуть все территории, утерянные за последние несколько десятилетий. Возможно, то насилие, которое сопровождало недавние вторжения османской армии в Македонию и Албанию, объясняло заявление министра иностранных дел Норатункяна, помещенное в иностранной прессе, о том, что османская армия намерена соблюдать принятые цивилизованными странами правила ведения войны и в оккупированных ею регионах резни не будет. Днем 21 сентября партия Иттилаф организовала стотысячный митинг на площади перед мечетью Султан Ахмед. Одним из первых выступавших был Диран Келекян, главный редактор издания «Сабах», который объявил, что выступает за начало войны, и закончил свою патриотическую речь элегантной оборонительной формулировкой: «Либо османцы оставят за собой 30 миллионов могил, либо покажут Европе, из какого материала они сделаны, сокрушив балканские страны»[698].
Вечером того же дня на той же площади свой митинг под руководством Талаата провел Иттихад. Здесь присутствовало больше молодежи. Список выступавших включал самого Талаата, Гасана Фехми, Джемаледдина Арифа, Акопа Бояджяна и представителя АРФ Дашнакцутюн д-ра Карапета Пашаяна[699]. «В целом АРФ выступает против войны, которая несет народу нищету и лишения, — сказал он. — Однако партия может только подтвердить свое одобрение битвы ради защиты отечества против внешней агрессии». Хотя речь Пашаяна, близкая к официальной линии Дашнакцутюн, не отличалась крайностями патриотизма, тем не менее она подтверждала солидарность АРФ с прежними союзниками в трудных обстоятельствах (18 июля партия разорвала союз с КЕП). Последний из выступавших, Омер Наджи, который считался одним из пропагандистов КЕП, воззвал к «расовому духу», который не знал поражений. Наджи убеждал своих слушателей «плюнуть в лицо горстке малых наций, которые оскорбили семь веков существования турецкой расы»[700]. В этой атмосфере патриотического единодушия многие армяне записывались в армию добровольцами, так же как черкесы и курды. Однако следует отметить, что мобилизация не была проведена в Сирии, Месопотамии и восточных провинциях Анатолии. Заявления министра иностранных дел Норатункяна репортеру из «Le Temps» свидетельствовали о том, что он лично против начала войны[701].
Как Иттилаф, так и Иттихад искали армянской поддержки своей позиции. Однако иттихадистская оппозиция гораздо лучше знала, как мобилизовать большие толпы. Более того, несмотря на отстранение от власти, партия могла положиться на сети, созданные ранее во всех классах общества. Постаравшись извлечь выгоду из первых массовых демонстраций, она мобилизовала в первую очередь студентов университета, чтобы оказать давление на либеральное правительство Ахмеда Мухтара и дестабилизировать его. Лучше своих противников она знала, какие темы могут собрать людей вместе — отказ от исполнения 23-й статьи Берлинского договора, которая предусматривала проведение реформ в Румелии, идея равенства всех подданных империи — тема, симптоматичная для оценки состояния османского общества в тот период. Гораздо более впечатляющей стала студенческая демонстрация 24 сентября 1912 г., начатая сотней младотурецких активистов. Она быстро переросла в полувосстание и поставила в трудное положение правительство, чье негативное отношение к войне было непопулярным — демонстранты обвинили его в пресмыкательстве «перед балканскими странами»[702].
Таким образом, правительство оказалось между молотом общественного мнения, которое отличалось горячим желанием идти на войну, и наковальней в виде великих держав, которые выступали за ратификацию известного «закона вилайетов» от 23 августа 1880 г., который был призван реформировать местную администрацию и воплотить в жизнь статью 23 Берлинского трактата в тех регионах, которые балканские государства стремились захватить. Поэтому правительство вынуждено было опубликовать заявление, в котором осторожно подтвердило, что реформы все еще находятся на рассмотрении и что не может быть и речи о ратификации неконституционного закона. В то же время, однако, Норатункян пообещал западным послам, что статья 23 скоро будет применена; и это вызвало новые демонстрации. Чтобы избежать войны, Совет министров не имел другого выбора, кроме как пойти на уступки, требуемые балканскими странами, в частности ввести в действие статью 23
