Монах Ордена феникса - Александр Васильевич Новиков

Что может случиться плохого? Оказалось, что угодно.

К приближающемуся хлюпанью копыт по дороге Альфонсо не прислушивался: все таки, это дорога, и по ней, по определению, кто то должен периодически хлюпать, по этому выпал из прекрасного забытья только тогда, когда услышал крик:

– Альфонсо!

Альфонсо открыл глаза и увидел карету, карету герцога Морковкина, из которой вылезал и он сам.

– Скажи мне, судьба, зачем так делать? – с тоской подумал Альфонсо, глядя на герцога, потом, на появившуюся Милаху, на ее прислужницу девку, округлившую глаза от любопытства, и с пяток сопровождающих слуг на лошадях, которые тоже нисколько не стеснялись вылупить зенки.

– Ваша светлость, какая приятная встреча, – Альфонсо поднялся с соломы, отряхнул опухшее, помятое лицо от прилипших соломинок, спрыгнул в жижу грязной дороги, – неожиданно встретить Вас здесь. Миссис Морковкина, безумно рад.

Альфонсо поцеловал протянутую руку Милахи, и, случайно взглянув в ее глаза, подумал, ненароком, что она тоже рада. Он и раньше замечал в ней эти признаки проблем с любовными чувствами к нему, но старался не обращать на них внимания. Милаха была маленькой, тоненькой женщиной, постоянно носила длинную косу из белокурых волос, и обладала большими, умными глазами, при взгляде на которые Альфонсо становилось не по себе. Если Лилия была боевой, озорной, наглой девкой, а принцесса Алена – сверхскромной, стеснительной и робкой, то Милаха находилась где то посередине между ними, сочетая в себе периодические смены скромного озорства, и смущенного напора. Она никогда не повышала голоса, но к ней всегда прислушивались, никогда не спорила, но всегда выигрывала в спорах. Первый раз увидев ее, Альфонсо недовольно подумал:

– Чего это все девки такие стали субтильные? Год что ли неурожайный был?

И самое обидное было то, что такие маломощные липли к нему, как грязь к алкоголику, а Иссилаида, божественно прекрасная, совершенная женщина, отвергала.

И вот опять, Милаха повела себя как настоящая дама, не смотря на просто распирающее ее любопытство, стояла молча и ждала, пока заговорит герцог Иван. Иссилаида бы уже давно влезла в разговор, как корова в камыши.

– Боюсь показаться нескромным…– замялся герцог Иван, оглядывая обожженного, маленько подранного и грязного Альфонсо в королевском камзоле, вылезшего из гробовозки, – но что с вами приключилось?

– Я объезжал свои владения, мне кажется, кто то охотится здесь помимо меня, я хотел поймать их и наказать, но конь понес, сбросил меня с седла и я плутал в лесу, пока этот послушник не подобрал меня. Вы же знаете, Ваша светлость, какой я плохой наездник.

– Господи, граф, надеюсь, с вами все в порядке? – ахнула Милаха с непритворным испугом. Этот ее испуг был приятен, и раздражал одновременно. – У вас совершенно пропали с лица ресницы и брови, да и камзол обгорел…

– Я пытался развести костер. Но, не стоило так близко к нему ложиться, спать, наверное.

– Ух ты, как же складно я вру, – восхитился собой Альфонсо. Четыре месяца общения со знатью, и я уже профессиональный лицемер и лгун!

– Мои соболезнования, – произнесла Милаха, обращаясь к Тупому рылу.

– Благодарю Вас, Ваша светлость. Но эту женщину я не знаю, я просто везу ее отпевать.

– Мы хотели нанести тебе визит, Альфонсо, но не застали тебя дома по вполне понятным теперь причинам, – сказал Иван, – мне ужасно любопытно, как все прошло у короля, и какие теперь новости в стране. Но я вижу, что ты порядком устал и поистрепался, нам проводить тебя до твоего особняка?

– Не стоит беспокоиться, Ваша светлость, – почти явно испугался Альфонсо того, что они прицепятся к нему. –Мы уже почти приехали.

Герцог хотел еще что то сказать, но не успел. Жуткий женский визг, срывающийся в надсадный хрип резанул по ушам всех, кто их имел, заставив дернуться. Милаха, так вообще, как и положено женщине, завизжала в унисон. Телега заходила ходуном, лошадь с испугом обернулась: Лилия колотила ручонками по крышке гроба так неистово, что та подлетела вверх и упала в грязь; с новым приступом жуткого крика, рыданий, задыхаясь от страха, она села в гробу, глядя перед собой и ничего не видя.

– О, очнулась, – произнес Тупое рыло.

– Матерь божия, – прошептал герцог Иван.

Лилия билась в истерике, содрогалась от рыданий, производя потоки слез, на все это было жутковато смотреть даже Альфонсо, Милаха же и вовсе грозила упасть в обморок. Нужно было срочно что-то делать, но что? Он подошел к Лилии, взял ее за плечо, подумал, потом нежно и успокаивающе, насколько мог, заговорил:

– Да чего ты так орешь то!

– Я думала… меня живьем… это страшно… – рыдала ведьма.

– Ну ладно, ладно, успокойся, солнышко, – Милаха бледная, сама как из могилы, едва очнувшись от шока, подбежала кЛилии, обняла ее, погладила по плечу, по волосам, обняла. Восстание из мертвых не было обычным развлечением для людей, но и похороны человека заживо, с той медициной, какая в то время была, не были редкостью.

– Красная волчанка, – вдруг подумал он, глядя, как Милаха успокаивает Лилию. – А интересно, насколько она заразная?

– Простите нас, Ваша светлость, что так бесцеремонно прощаемся, но у нас тут казус с покойной произошел, так что… прощайте, – сказал Альфонсо в слух.

– Да-да, конечно, – пролепетал герцог. В карету он залез не сам, а с помощью Милахи, которая не позволяла слугам помогать Ивану, поскольку любила ухаживать за ним сама. Альфонсо смотрел на их теплые отношения с завистью: если бы Иссилаида была такой же заботливой, как Милаха, он был бы самым счастливым человеком во всем мире, но все отношения со своей возлюбленной у него сводились к периодическому гавканью с ее стороны, и он искренне надеялся, что Милаха просто ждет, когда герцог откинет копыта, чтобы завладеть его землями и богатством. Но суровая правда была в том, что Милаха и вправду заботилась о Иване, и, похоже, любила этого старого хрыча по настоящему.

– Где я? Что происходит? Что случилось? Это что, такой рай что ли? – затараторила Лилия.

– Да успокойся ты, тараторина! – вскрикнул Альфонсо, – мы тебя спасли, едем в Теподск, спрятать нужно потому что… тебя. Лезь в гроб обратно.

– Не полезу, -закричала Лилия в истерике, и стала вылазить, – ни за что! Никогда больше!

– Тебя не должны видеть в деревне, дура! Тогда тебя точно сожгут, повторно.

– Нет, мне страшно. Там жутко.

Препирались долго, и результатом переговоров был компромисс: ведьма согласилась лечь в гроб, когда ей положили туда соломы, но крышку оставили приоткрытой, решив закрыть ее непосредственно в деревне.

–Разве это способ путешествия для благородной дамы, – донеслось из гроба брухтение, и Альфонсо с трудом поборол в себе жуткое желание закрыть ее сейчас же и заколотить гвоздями побольше.

Боригердзгерсман неторопливо вышел встречать въезжающий гроб: торопиться ему не позволяла сановитость, а усидеть на месте не позволило любопытство. Кустистые брови его были сдвинуты и заползли на