Монах Ордена феникса - Александр Васильевич Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведьма села в гробу бледная, трясущаяся от страха, с плотно сжатыми губами, и увидев попа, перестала трястись. Оглянулась вокруг.
– Вы что, издеваетесь, что ли? – воскликнула она удивленно-испуганно-настороженно глядя на Альфонсо, – вы меня зачем в церковь привезли, олухи?
– Не бойся, дочь моя, здесь тебе ничего не угрожает…
Альфонсо от удивления перестал слазить с телеги, посмотрел на попа, потом на Тупое рыло, и, наконец, на Лилию. Тупое рыло тоже замер в изумлении: в Боригердзгерсмане только что словно что-то сломалось, что-то, что было его несущей конструкцией, основой его твердости и непреклонности. Стальной взгляд моментально стал мягким, губы затряслись, в голосе сквозило столько нежности, сколько не поместилось бы в самой лучшей матери. Он только что не заплакал.
– Поп, ты что, я ведьма, – недоверчиво сказала Лилия. Вот ее голова даже не пыталась понять, что происходит, поскольку кружилась, страдала от запаха гари, въевшегося в горло, и ноги… Ноги словно продолжали гореть до сих пор.
– Это не правда, – прошептал поп, – ты ангел. Я вижу, пламя огня все же добралось до тебя, позволь, я отнесу тебя в келью – тебе нужно намазать стопы перетертой свеклой и замотать портянками.
– Лучше соком облепихи. Или алое. – пролепетала Лилия, которой голос такого грозного человека показался странным. С другой стороны, вот висишь на столбе, горишь, потом бах-просыпаешься в гробу, а потом тебя привозят в церковь- в организацию, которая пыталась тебя сжечь. Механизм восприятия странного у бедной Лилии сломался, потому что зашкалил.
– Стой, – крикнул Альфонсо,– не прикасайся к ней, у нее красная волчанка…Ты можешь умереть. А потом, почему то посмотрев на опешившего Тупое рыло, добавил:
– А можешь и не умереть…
– Господи боже, почему же Вы мне не сказали, что она заражена? – закричал Тупое рыло, даже, в порыве праведного гнева, подскочил к Альфонсо, сделав пару шагов. Тот невольно положил руку на кинжал, покосился на Боригердзгерсмана; страшно не любил поп оружие на территории своего прихода, но сейчас не обращал внимания ни на кого. Он нежно, словно ребенка, взял Лилию на руки, болезненно морщась от страданий за нее, когда она болезненно морщилась от страдания за себя, и понес к своему дому рядом с часовенкой.
– Да потому что терпеть тебя не могу, чертов ты убийца, а еще…
А еще Альфонсо просто забыл про это, и вспомнил, только когда увидел объятия Милахи с ведьмой. Впрочем, даже от чумы умирают не все, причем, не все еще заражаются, возможно, красная волчанка тоже не всех убивает.
– Нет, – взвизгнула Лилия и тем самым вырвала Альфонсо из объятий своих мыслей. Он отмахнулся от Тупого рыла, хотевшего еще что-то сказать, но понял, что устал, проголодался, и кроме горизонтального положения, пусть даже на тюфяке с соломой уже ничего не хочет.
– Нет, не хочу в дом! Хочу в сад, хочу видеть деревья! – истерила Лилия, и послушный раб ее, смущенно и обреченно пробормотал:
– У меня нет сада, дитя мое. И нет деревьев, есть только огород и помидоры…
– Пусть, пусть помидоры, – Лилия дрожала, глаза ее покраснели, готовясь снова слезоточить. Потом она всхлипнула, а когда Боригердзгерсман выгрузил ее на грядку помидор которые, стояли уже подвявшие, без ягод и по размеру были похожи на деревья, только привязанные к палкам. Едва коснувшись земли, Лилия зарыдала, обняла первую попавшуюся помидору, дотронулась пальцами до поникших цветков, всхлипнула.
– Ты чего это? Мало тебе на площади помидоров накидали? – спросил Альфонсо, и Боригердзгерсман наградил его таким лютым взглядом, что он мигом заткнулся. Лесной, свободный житель, привыкший к простору, деревьям, живущий в полной гармонии с природой, просидел три месяца в полутемном, каменном мешке в ожидании смерти. Лилия уже не надеялась увидеть небо, растения, пощупать траву, под ногами, вдохнуть свежего воздуха, не пахнущего тухлятиной, дерьмом, безнадегой и мучительной смертью.
– Боже, как же красиво, – повторяла она сквозь слезы, глядя на небо, которое, кстати, было похоже на серую, ползущую к горизонту кашу.
– Пошли, оставим ее одну, – сказал Боригердзгерсман и потянул Альфонсо за руку, словно из боязни, что тот останется и снова скажет какую-нибудь гадость.
5
Среди многотрудных, изматывающих дух и тело обязанностей, помимо покрикивания на слуг, организацию пиров и балов, а также поездок на охоту, у дворян была еще и необходимость объезжать свои владения со всевозможным пафосом и важностью. Зачем это делается, Альфонсо не знал, и делать этого не любил, но в разное время, от разных дворян, он то и дело слышал фразу «объезжая свои владения», и думал, что делать это нужно обязательно. Тем более, учитывая площадь последних, процесс этот не был долгим. Однако каждый раз возникала проблема организационного характера: для пафоса и важности нужна была карета и свита, а у Альфонсо не было ни того, ни другого. Вместо кареты он трясся на старой, скрипучей телеге, одолженной у управляющего, она громко грозила в любой момент развалиться, и в ней постоянно догнивала какая то трава. Сам управляющий городком и тремя селами, преисполненный гордости и важности, сидел рядом, непрестанно рассказывал что-то, показывая рукой куда-то и время от времени потряхивая вожжами для стимуляции движения старенькой лошадки, которую эти стимуляции ни мало не беспокоили.
– А вот в энтом доме крыша проломилася, а скоро зима, ваше превосходительство – мужчин в деревнях позабирали всех, дети мал мала и бабы с утра до ночи в полях, да только не успеем все убрати до заморозков.
Альфонсо мрачно отмалчивался. Денег у него не было, он все их тратил на Иссилаиду, жестоко ругая себя после каждого ублажения ее хотелок, но сделать ничего не мог. Телегу провожали злобными взглядами бабы в ободранных платьях, тощие, изломанные тяжелой работой и угрюмые, не скрывая ненависть к своему помещику. Из униженных временем и непогодой избушек выползали голодные дети, с голодными же глазами, тощие, полуголые с вспученными животами, и это было самое неприятное, на что приходилось смотреть.
У управляющего было круглое лицо (отнюдь не голодное), узкие глазки и значительно заметные, красные щечки, которые он не жалел совершенно, как и слух Альфонсо, совершенно непрерывно рассказывая о проблемах всех четырех населенных пунктов.
Приехал в имение Альфонсо грустный, усталый, а, насмотревшись на нищету, которую сам же и создал, еще и голодный, но, едва успев получить новую порцию упреков от своей ненаглядной, как во двор завалилась свита и королевская карета. Был жуткий соблазн притвориться мертвым, как это делали жуки при опасности, но это бы все равно не помогло – дэ Эсген уже стучался в сени, и ему уже с поклоном открывал двери Микула. Альфонсо даже
