Роковые иллюзии - Олег Царев

Анализ Дейча показывает степень незрелости этих британских агентов, которые были готовы «делать для нас что угодно», лишь бы их «похвалили за работу». Хотя они, безусловно, были идеологически настроены против буржуазии, все же не может не удивлять, что кембриджские выпускники не пытались разузнать побольше о том, что, по-видимому, было притягательной силой служения революции. Однако, как говорил Орлов, спасение мира от ужасов фашизма завоевало Советскому Союзу лояльность «утративших цель молодых людей», уставших от однообразной жизни в удушающей атмосфере своего привилегированного класса, ищущих в неспокойные времена якорь спасения для их личной веры[398].

Трагедия как Орлова, так и его агентов заключалась в том, что «великие нелегалы» на самом деле не были типичными представителями того, чем стал советский коммунизм при Сталине. Все мастера шпионажа, за исключением Дейча, вскоре будут ликвидированы, брошены в тюрьмы или вынуждены бежать, подобно Орлову, от бездумной жестокости и самовозвеличивания тоталитарной тирании. Дейчу удалось избежать чистки рядов старой гвардии НКВД только потому, что, как показывает его досье, он был скорее техническим исполнителем, чем революционером, подобно Орлову. Он тогда выжил, но пропал без вести в море в ноябре 1942 года, когда пароход, на котором он плыл в Америку, чтобы начать новый этап подпольной работы, был торпедирован немецкой подводной лодкой[399].

Значительное мастерство Дейча в своей области было опробовано на практике, когда Орлов в спешном порядке покинул Лондон в октябре 1935 года. Он оставил своему помощнику деликатное поручение по руководству «Вайзе» в первые месяцы его деятельности в МИДе в качестве проходящего испытательный срок оперативного агента советской разведки. Назначение Маклейна в Западный отдел обеспечило ему прямой доступ к секретным документам и докладам, касающимся британской политики в Нидерландах, Испании, Португалии и Швейцарии, а также к документации, относящейся к Лиге Наций. Москве, возможно, было бы приятнее, если бы Маклейн попал в Северный отдел, который занимался отношениями с Советским Союзом, Скандинавией и балтийскими государствами. Но Маклейн быстро исправил положение, завязав дружбу с одним из высокопоставленных сотрудников этого отдела по имени Лабушер, который, судя по сообщению Дейча, ничего не подозревая, «помогал в передаче» информации[400]. Для того чтобы быть в курсе происходящего в отношениях Британии с Францией, Германией и Бельгией, «Вайзе» удалось «заарканить» своего знакомого по Кембриджу Тони Клода Рамболда, сына британского дипломата сэра Гораса Рамболда. Тони в то время был третьим секретарем в Центральном отделе МИДа. Он регулярно обедал с Маклейном в клубе «Тревеллерз» на Пэлл-Мэлл. Маклейн без промедления передавал своему куратору любую информацию, которую ему удавалось выведать.

«Мною даны ему указания в течение первых месяцев изучать обстановку в министерстве и в отделе, в котором он работает», — писал Орлов в служебной записке от марта 1936 года на имя Абрама Слуцкого, который теперь руководил Иностранным отделом. В течение десяти месяцев своего пребывания в Москве перед назначением в Испанию Орлов, как показывают документы НКВД, продолжал наблюдать за кембриджской группой и помогать в руководстве ее деятельностью из Москвы. Он, например, особенно настаивал на том, чтобы Маклейна не использовали на полную мощность на оперативной работе «до тех пор, пока он досконально не изучит распорядка движения и хранения секретных документов и способа их изъятия». Маклейн не должен был на той стадии выносить какие-либо материалы из министерства, и ему следовало рекомендовать «ограничиться» дачей нам кратких сведений о характере и содержании проходящих через его руки документов»[401].

Острие разведывательной работы, которой Орлов руководил на расстоянии из Москвы, находилось в кабинете на первом этаже министерства иностранных дел в Лондоне, где Маклейн занимал один из столов в Западном отделе. Построенное в венецианском стиле величественное здание викторианской эпохи на Уайтхолле, где был сосредоточен механизм британской власти за рубежом, язвительно называлось в шифровках НКВД «Закоулок» с намеком на вход во внутренний двор из-под арки с Даунинг-стрит.

«Истекшие несколько месяцев показали, что «Вайзе» пользуется свободным доступом ко всем документам, проходящим через его отдел», — сообщил Орлов 26 марта Слуцкому. Он подчеркнул, что уже считает Маклейна готовым к оперативной работе на полную мощность. «Обнаружилась весьма благоприятная обстановка для изъятия документов и их фотографирования», — заметил Орлов. Однако «Вайзе» вскоре доказал, что это было со стороны Орлова весьма заниженной оценкой.

«Какая уж там безопасность, — язвительно говорил Роберт Сесил, вспоминая, что, когда он на следующий год пришел работать в МИД, там не было даже офицера безопасности»[402]. Это было некое подобие клуба, который занимался конфиденциальным делом на основе принципа чести, пребывая в странной уверенности в том, что джентльмены не читают корреспонденцию, которая адресована не им. Поскольку предполагалось, что неджентльмены выпалываются как сорная трава в ходе процесса строгого отбора, конфиденциальность в МИДе основывалась на доверии. Сесил вспоминал, что, после того как секретные документы и доклады попадали из регистратуры в Западный отдел, для обеспечения их безопасности не существовало никакой установленной процедуры, и очень мало усилий прилагалось к тому, чтобы хранить под замком хотя бы самые секретные документы. Отдел занимал три комнаты. В одной размещался его глава, в смежной комнате — его секретарь, а далее дверь вела в большую комнату, где стояли конторские столы Маклейна и других младших сотрудников, которым при поступлении был присвоен ранг третьего секретаря. Именно они были обязаны анализировать и обрабатывать все входящие телеграммы, которые далее читались и комментировались вторыми секретарями, передававшими наиболее важные из них, если возникнет необходимость, вверх по иерархической лестнице — главе отдела. Поскольку вся, кроме разве что самой засекреченной, документация проделывала путь от основания до вершины бюрократической пирамиды, даже такой новенький третий секретарь, как Маклейн, имел свободный доступ ко всем самым секретным материалам отдела. Степень их секретности различалась по цвету папок, в которые регистратура вкладывала документы. «Белые папки» — так нелогично назывались светло-желтые скоросшиватели из манильской бумаги, содержащие основную массу документов, — все были предположительно конфиденциальными. Документы с грифами «секретно» и с более высокой степенью грифа секретности назывались «зелеными папками» из-за зеленого цвета их обложки. «Красные папки» с малиновыми обложками содержали секретные разведывательные сообщения МИ-6. В «синие папки» были одеты самые секретные во всем министерстве документы, содержащие сообщения, полученные путем радиоперехвата и расшифровки иностранных кодов и шифров. Они должны были направляться непосредственно главе отдела[403].