Непосредственный человек - Ричард Руссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голос на том конце я почти узнал, как только он спросил доктора Деверо. Густой, медлительный и усталый — голос человека, уверенного, что знает то, чего ты не знаешь. Похож на голос Лу Стейнмеца, отвечающего за безопасность кампуса. Поскольку я не мог себе представить, с какой бы стати Лу Стейнмецу звонить мне в — я сощурился на будильник, стоявший возле постели, — в полседьмого утра понедельника, то попытался сообразить, кто бы еще с похожим на Лу Стейнмеца голосом имел для этого разумную причину.
— Это Лу Стейнмец, — произнес голос. — Хотел узнать, собираетесь ли вы в университет.
Что-то в его интонации намекало на иной вопрос — собираюсь ли я сдаться властям. Сложить оружие и капитулировать, или же он вынужден будет явиться по мою душу. Я почти слышал, как он уточняет: выбирайте сами, по-хорошему это будет или по-плохому.
— Лу, — сказал я, — каждое утро я приезжаю в университет, в точности как и вы.
Не совсем в точности, разумеется, но весьма близко к истине — так обстоит дело с тех пор, как я принял бразды тиранической власти на кафедре английской литературы.
— У нас тут в кампусе небольшой инцидент произошел, — сказал Лу.
— Инцидент?
— В данный момент я не уполномочен раскрывать подробности.
— Скоро приеду.
— Когда именно?
— Я не уполномочен раскрывать подробности. Скоро.
Телефон зазвонил прежде, чем я сунул ноги в тапочки. На этот раз Тедди.
— Поверить не могу, — выдохнул он. — Ты это сделал. Взаправду. Поверить не могу.
— Полседьмого утра, — напомнил я ему. — Я еще даже кофе не пил. Что я сделал?
— Хочешь сказать, это не ты?
Я повесил трубку и, сидя на краешке кровати, попытался вытряхнуть из головы паутину, сотканную «Найквилом»[20]. Выходные я провел в постели. Смотрел телевизор, дремал, пытался набросать на ноутбуке недлинный рассказ о пребывании моего отца в Колумбийском университете, но убедился, что на диете из супа, лекарств от простуды и назального спрея хорошую прозу не напишешь. Нынче утром я чувствовал себя уже не так скверно — в сравнении, — и если бы телефон умолк, я бы и вовсе оклемался.
— Не вешай трубку! — взвыл Тедди.
— Ладно! — легко согласился я. Такое обещание я за милую душу нарушу, если сочту нужным.
— Кто-то убил гуся и повесил его на дереве в кампусе. Лу Стейнмец думает, что это ты.
— А ты почем знаешь, что думает Лу Стейнмец? Да и можешь ли ты быть уверен в том, что он вообще думает?
— Знаешь Рэнди из отдела безопасности? Он был на дежурстве. Позвонил Лу, и тот сразу сказал: «Пари держу, это сделал тот битник — преподаватель литературы».
— Битник? — переспросил я, хотя по одному выбору слов опознал Лу.
— Хочешь, приеду за тобой? — предложил Тедди.
— Зачем?
— Поедем в университет вместе?
— Зачем?
Пауза. Несомненно, Тедди до сих пор лелеет обиду за то, что вчера вечером я отказался участвовать в военном совете, — а ведь обещал.
— Ладно. Просто признайся мне как есть. Я никому ни слова не скажу, даже Джун. Ты сделал это?
Я чуть не ответил утвердительно. Очень уж ему хотелось в такое поверить.
— Я больше ничего не скажу, пока не проконсультируюсь с адвокатом.
— Наверное, именно это тебе и следует сделать, — сказал Тедди. Я вслушался — нет, ни малейшего сарказма. — Наверное, теперь на собрании кафедры все снова будут на твоей стороне.
— На каком еще собрании? — спросил я и повесил трубку.
Я сварил кофе, побрился, принял душ и оделся. Налил кофе и только собрался постучать в дверь гостевой комнаты и предупредить Джули, что уезжаю в университет, как услышал подъезжающий к дому автомобиль и увидел, что это моя дочь. Она вошла с картонной коробкой в руках и водрузила ее на стол посреди кухни.
— Он побывал в доме, — сказала она вместо устаревшего «с добрым утром».
Сняла солнечные очки, повесила их на шкафчик и повернулась ко мне лицом. Глаз выглядел уже не так плохо. Опухоль сошла, лилово-синее пятно перешло в не столь агрессивное желто-зеленое, а вот сама Джули вовсе не сделалась менее агрессивной.
— Забрал кое-какие вещи и прочее. И душ принял! — Кажется, это ее в особенности обозлило.
— А унитазом воспользовался?
Она проигнорировала и вопрос, и задавшего этот вопрос.
— Сегодня же сменю замки!
Хотя глаз выглядел лучше, тик в уголке свирепствовал, оттягивая веко.
— Джули…
— И не пытайся меня отговорить!
— Ладно, — согласился я, отнес чашку к раковине и ополоснул.
— Вот видишь! — сказала она, когда я обернулся. — Несложно ведь? А я не могла добиться, чтобы он хотя бы это делал.
— Делал что? — сбился я.
— Мыл чертовы чашки из-под кофе.
Судя по тому, как она скалилась на меня, моя дочь променяла бы нас обоих, и отца, и мужа, на одноногую служанку из Пуэрто-Рико.
У подножия горы я свернул не направо, а налево и направился в Аллегени-Уэллс вместо Рэйлтона. Попасть в университет я не спешил. Если и в самом деле гуся убили, трудно даже вообразить, какое меня там дерьмо поджидает. Так-то подвергнуться допросу Лу Стейнмеца даже соблазнительно, признаю. В нормальных обстоятельствах Уильям Генри Деверо Младший, которого мать бранит «умником», вполне мог бы повеселиться, завязывая Лу Стейнмеца риторическими узлами, однако ныне Счастливчика Хэнка такая перспектива не вдохновляла. Двигаясь по двухполосному асфальту, он вспоминал знаменитый эксперимент с детьми, измеряющий — что? Амбиции? Уверенность в себе? Самооценку? Каждому ребенку выдают погремушку и предлагают бросить ее в круг, стоя на очерченной границе, — с этим даже самый неуклюжий малыш легко справляется. Затем его отводят на вторую линию, откуда попасть в круг уже сложнее. После удачного броска ребенка отодвигают от круга еще на пару шагов, так что каждый бросок становится сложнее и успеха малыш добивается все реже. Наконец ему вручают погремушку для последнего броска и предлагают самому выбрать, откуда бросать. Очень немногие отходят на дальнюю линию, чувствуя (хотя еще не умеют это выразить), что слава поджидает их там, среди трудностей. Но почти все малыши бегут туда, откуда делали первый бросок с гарантированным результатом. Так вот, пикироваться с Лу Стейнмецем все равно что бросать погремушку, стоя на самой окружности. По крайней мере, нынче утром интереса к такой забаве я не ощущал.
Добравшись до Аллегени-Уэллс, я поехал в гору и свернул на подъездную дорожку возле почтового ящика Рассела и Джули. Мне подумалось: а вдруг Рассел действительно
