Шарада - Руслан Каштанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К своему стыду Дина до сих пор не разбиралась ни в одном из направлений декорирования, поэтому довольствоваться от «стильного интерьера», где бы она с ним не сталкивалась, ей постоянно приходилось только эмоционально; эстетического или интеллектуального наслаждения в данном случае она получить никак не могла.
Итак, эмоции. Чувства. Одно из них было в лидерах: защищенность. Именно так. Словно боевая крепость, которую сложно завоевать.
«Что же это? – подумала Дина. – Айдын привез меня к себе домой?».
Вряд ли. Здесь было много женственного. Возможно, это квартира матери Айдына?.. Которой у него нет.
И тут наступило легкое просветление.
Кто со стороны выглядел, как главный опекун ее одногруппника? От кого он не отходил ни на шаг, когда их видели вместе? С кем он постоянно поддерживал отношения?
Ну, конечно.
Нелли.
«Не может быть! – Дина не ожидала такого поворота мысли. – Он привез меня к Артуровне! Невероятно! Но, в этом еще стоит убедиться!»
Она поднялась с дивана, и вдруг почувствовала головокружение такой силы, с какой раньше ей ни разу не приходилось сталкиваться. В тихо звенящей, сбивающей с ног, слепоте, она вдруг вспомнила вид последнего, что она видела сегодня до того, как очнуться здесь, в этом месте.
голова
в формальдегидной банке
заплывшие глаза
вываленный язык в экстазе слился с губами которые словно целовали стекло банки
голова ее друга
Дина сама не могла понять, каким образом ей удалось моментально узнать в расплывшемся трупном окоченении именно того, кого она в нем распознала. В ту же секунду, как этот ужас предстал перед глазами; именно в этот момент, и не секундой позже, она впервые почувствовала себя обманутой самой жизнью: зачем же нужно было дарить такого чудесного друга, чтобы потом, в итоге, увидеть его страшную смерть?
Тогда из нее вырвался страшный крик, и она никак не могла остановить его. Она кричала, кажется, до бесконечности. Потом все пропало. Стало черным. Прервалось.
Теперь же все закипело. Температура поползла вверх, и все пять чувств ринулись в одну точку, туда, где постоянно рождалось и умирало отчаяние.
Это была пропасть, и, кажется, Дина собиралась прыгнуть с горы. По щеке покатилась первая слеза. По телу побежала дрожь. Стали подгибаться ноги.
Пока была возможность, нужно было остановиться. Схватить рациональность за шиворот, и усадить около себя. Прорыдаться можно будет в любое другое время.
Так решила для себя Дина, и сделала парочку глубоких вдохов, вытирая мокрые глаза и щеки.
«Только не здесь, – говорила она себя. – Не сейчас…»
Она отвлеклась на интерьер.
Вокруг нее царил творческий беспорядок. В обоих креслах, стоящих к дивану под прямым углом, и возле них, на полу, лежали какие-то худые папки и отливающие на свету файлы с документами. Огромное количество книг, по всем углам, и на разных языках. Немытая посуда, оставленная на попечение самой себе после славного перекуса.
Должно отметить, что «стильный интерьер» пусть и диссонировал с таким откровенным бардаком, но в этом сплетении прослеживалась какая-то особая, личная, гармония. Кое-где чувствовалось стремление удержать порядок, в то время как хаос спокойно перемещался в иную зону, спокойно обнаруживая для себя комфорт на новом месте.
Вдруг Дина услышала голоса. Они доносились из коридора; из другой части квартиры. Она выглянула в коридор, сделала несколько неслышных шагов, стараясь расшифровать слова, обрывки которых доносились из-за закрытой двери. По знакомой интонации Дина распознала голос Нелли.
Оставаясь незамеченной, она вернулась обратно в светлую комнату; в беспорядок, в гармонию.
Она решила никого не беспокоить, и терпеливо дождаться того момента, когда ей уделят внимание.
Не придаваясь размышлениям и скуке, она стала рассматривать раскиданные бумаги. На взгляд ей попадались: научные статьи (на родном и иностранном языках); электронные переписки (распечатанные письма); и даже бухгалтерские документы.
Затем она наткнулась на кипу фотографий, брошенных на столе. В хаотичности черно-белых и цветных фиксаций выглядывал случайный узор. Дина вглядывалась в изображения; узор пропадал, проявлялись лица.
Она решила, что фотокарточка – это единственная вещь, с которой можно контактировать, находясь в чужой квартире – все же, это снимки, которые делаются не только для самого себя, но и для остальных тоже; для истории, так сказать.
Здесь были разные времена. Послевоенные перепуганные глаза, душевная простота позднего советского периода, и жизнеутверждающая улыбка современности.
На фотографиях обнаружилась Нелли. В молодости она совсем не была похожа на себя настоящую. Не было и тени того выдержанного спокойствия, которое было в ней сейчас. Строгое и неулыбчивое лицо. Прямолинейный или безразличный взгляд.
Дина встретилась на фотографиях с Айдыном. Было похоже, что он тоже успел пережить некоторое преображение, не смотря на то, что был весьма юн. В подростковом возрасте он был несколько худощав, вытянут, и далеко не жизнерадостен. Тот мальчик, которым был Айдын не более чем с десяток лет назад, больше походил на злобного сторожевого пса, чем на простого ребенка из обычной семьи. На поздних фотографиях он, напротив, был улыбчив, и это выражение позитивности резко сказывалось на выражении всей его внешности: он сразу превращался в дружелюбного молодого человека, вызывающего чувства доверия и надежности. Дина редко наблюдала на лице Айдына улыбку; поэтому она знала его несколько с другой стороны; впрочем, как и все остальные.
Вот Нелли старается его обнять, и даже как-то прижать к себе. Объектив схватывает тот момент, когда Айдын несколько отстраняется от нее. Он не желает изображать из себя покладистость и родственность. Хотя на всех снимках Айдын и Нелли выглядят, как родные друг другу люди, даже не смотря на различия в этносах.
Потом Дина внимательнее пригляделась к другим лицам на фотографиях, и, почему-то, в этот момент ее пульс участился. Стало как-то не по себе. Было трудно найти объяснение этой телесной реакции. Была ясна надвигающаяся тревога, и уверенность в безопасности куда-то пропала.
«Где-то я их уже видела», – подумала Дина.
И в следующую же секунду перебирала картотеку своей памяти. Как только ей удалось зацепиться за какой-то крючок, за мимолетное воспоминание, ее взгляд ушел за фронт снимков, которые она рассматривала.
Под карточками лежало нечто, что привлекло внимание куда больше, чем все остальное в комнате.
Это была книга. И рядом с ней еще одна. Кажется, в аналогичном переплете – корешок выпирал из-под фотографий. Дина отложила снимки в сторону, совсем не заботясь о том, как они лежали – хаос отошел на третий план, его почти не существовало – и раздвинула немного карточки, чтобы лучше разглядеть то, что так приковывало к себе, и вызывало настоящий страх и трепет.
Красота не выходит в тираж. Она скрывается в исключительных вещах.
Именно это относилось к эксклюзивности переплета. Глубокий коричневый тон впитывал в себя смотрящего, и одновременно с тем веял тихой энергией, – словно вечерний прилив,
