Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

ассоциации. При этом – серьезная, очень серьезная градусность каким-то способом все равно отлично чувствовалась.

Синяя – да, была резкой, вызывала ощущение ожога и явственно была расчитана на эффект. Играла роль Злого Полицейского в благородном обществе Высокоградусных Спиртных Напитков.

Желтая, – как-то язык не поднимается назвать ее – "янтарной", – была вкрадчивой и самой простой из всех, – в ней не было всех этих двойных-тройных смыслов в комбинации крепостей, вкусов и запахов. Просто какая-то травяная настоечка, а если в ней и содержался некий подтекст, то только в ложной фальшивости окраски: она была явно самая настоящая.

Севрюжатина с хреном, поросята и окорока, запеченные в тесте, и так называемая "телятина шпикованная", – помимо вышеупомянутых мелочей, – давали возможность на протяжении некоторого времени оценивать и осознавать эти интересные подробности. Услыхав, что: "Дичи боровой, к сожалению, сегодня…" и поглядев, как прилизанный Филя разводит руками, Юрий Фомич некоторое время задумчиво глядел на его смятенную физиономию, а потом махнул рукой, разом отпуская грехи:

– А как подумаешь, – так и хрен с ней… – И вернулся к обсуждению вопросов искусства с медведеобразным Темычем. Рыгнув и покачав в воздухе вилкой с наколотой на него португальской рыбкой под соусом, он, наконец, резюмировал:

– Вот хороший ты мужик, Артема, и говоришь об картинах об своих хорошо, а вот сами картины у тебя – говно все-таки. Прости конечно…

И художник – завял на глазах, непонятным побытом отдрейфовал в сторону и, пригорюнившись, – налил.

– На ребятишек на моих смотришь, – вдруг произнес Фомич, подняв глаза, и Понтрягин не сразу понял, что обращаются именно к нему, – на непьющих? Жалеешь, поди? Мол, – издевается иксплутатор над подручными да поддужными? Жа-алостливое у вас у всех сердце… Ты не боись – дам я им по дню, чтоб пар выпустили, но – потом, – он многозначительно поднял корявый палец, – так что уж будь так добр – не суди.

Понтрягину, привлекшему к себе его внимание, стало вдруг так неуютно, как будто он из теплой комнаты – да оказался вдруг на продуваемом насквозь ненастном перекрестке раздолбанных дорог.

– А вот ты-то, судья, – как ни в чем ни бывало продолжил Красный Барон, – ты-то вот сам чем занят?

– Я-то? – Промямлил Сева вдруг окостеневшим языком. – Я в НИИ… Боюсь, – это будет не так уж интересно.

– Археолог он, – влез беспардонный Толик, – да и то не совсем, а навроде. Майя – слыхали?

– Ну? – С подозрительной неопределенностью поддакнул Фомич. – Слыхал что-то…

– Так у них было несколько систем письма, в том числе – какие-то "квадратные" иероглифы, – так это он их первый расшифровал. Сева Понтрягин, Советский Союз, сто сорок пять рэ, – прошу любить и жаловать. Простой наш советский герой, как положено – скромный. Видите – стесняется говорить, чем на самом деле занимается. Не хочет об этаких пустяках говорить, об никому не интересных.

– Я ж говорил, – прервал его насквозь покрасневший и даже взмокший Понтрягин, – вам совсем неинтересно…

– Опять судишь? – Многообещающим голосом и нехорошо прищурившись, осведомился Красный Барон. – Мне, дружок, мно-огие вещи бывают интересны. Самые неожиданные. Это тем, кто не я, интересны вещи всем понятные. Капуста, жратва, половой вопрос там… Поэтому ничего и не имеют, – ни денег, ни жратвы хорошей, ни баб красивых. А все почему? А потому – бескрыло живут, голубь. Без высших, значит, запросов. Вот ты как эти, иероглифы свои, расшифровывал?

Похоже, – он в полной мере обладал свойством – всецело абстрагироваться от окружающего и теперь говорил с Понтрягиным так, как будто кругом больше никого не было. Ага, – с тоской подумал знаток древнеиндейских наречий и Знаковых Систем, – это у него еще один способ садизма такой. Сделать вид, что стр-рашно тобой заинтересован, весь, значит, – в разговоре, а потом так же вдруг, совершенно невзначай про тебя забыть. Чтоб ты сидел, как дурак, и по интеллегентской своей инертности рефлексов еще некоторое время ждал, когда на тебя снова обратят свое благосклонное внимание их милость, или как там было положено именовать баронов, не Красных, а самых настоящих, хотя обращать на тебя дальнейшее внимание его сратая милость как раз и не планировали вовсе… Эти, или приблизительно эти свободолюбивые мысли пронеслись в его голове практически мгновенно, а губы, чуть онемевшие от смеси "бурой", "синей" и "желтой" тем временем складывались в интеллигентскую слабую улыбочку и лепетали интеллигентское:

– Боюсь, что подробности носят слишком специальный характер, и были бы, – понимаете? – не слишком понятны неспециалисту…

– А ты того, – рискни, попробуй, – глаза у Красного Барона были сейчас веселыми и яростными, – я скажу, ежели чего уж вовсе будет непонятно…

Сева обреченно вздохнул, а потом, подгоняемый помимо всего прочего чувством легкой мстительности – начал:

– Все, в общем, как всегда: сбор текстов достаточной длины, математическая статистика относительной частоты встречаемости знаков и последовательностей…

– Стоп! Статистика – на эвээмке?

– Ну? На "Топазе", выделили, спасибо, и даже время дали достаточное… Там какие-то планы касательно Мексики, вот, до кучи, и… Только это не та статистика, что вам…

– Третий раз говорю тебе: не суди. Еще Господь говорил, только не помню, который… Но все равно – грех. Ты продолжай, продолжай…

Хорошенько подвыпившего Понтрягина понесло, и он начал излагать этой пьяной с-скотине все, как положено, без поправок на образование, но и так, чтобы все-таки было понятно, и изложение – удалось, он даже и сам кое-что понял, пока объяснял. Перевел дыхание:

– Но это все, – общая почти что процедура, а вот то, что я сделал в области формальной теории так называемых "понятийно-смысловых ареалов", типизации слияний таких ареалов и тому подобное, это, действительно… Но это как раз никого и не заинтересовало.

– Считай, что одно заинтересованное лицо у тебя есть. То есть, помимо всего остального, ты этот, как его? Криптограф высокого класса? Специалист по шифрам?

– Ну-у, – протянул лингвист с некоторой даже обидой, враз замыкаясь в себе, – тут своя специфика. Нет, я, конечно, знаком со всеми открытыми теоретическими трудами, и теми даже, которые закрытые, мне сделали спецпропуск, и всей, разумеется, основной математикой в этом деле… Но, к конкретным