Раз мальчишка, два мальчишка - Ася Демишкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нельзя его тут оставлять, – строго сказал Иван, – ему еще рацией работать.
– Эй, Валек, пошли домой, – одернули его Сеня и Валера, – хватит на сегодня.
От слова «домой» у Андрея почему-то защипало в горле, а потом в глазах, но он смог удержать слезы.
Когда проходили мимо медсанчасти, Андрей услышал каркающий оклик:
– Анд-р-р-рюша.
– Забегу в медчасть и догоню вас, – предупредил он Пашку.
– Хотел улизнуть от меня? – насмешливо спросила Конкордия Петровна.
– Да нет, я просто забыл, – смутившись, ответил Андрей. Повадки Конкордии Петровны часто заставляли его чувствовать себя неудобно.
– Ну заходи, посмотрю твой нос.
Андрей переступил порог и почувствовал сильный запах табака и полевых трав, пучками свисавших с низкого потолка барака. На мгновение ему показалось, что снова лето и он вместе с мамой катит через луг на велосипедах. Все еще хорошо, а если и не хорошо, то по крайней мере не совсем плохо. Сейчас, конечно, все по-другому: велосипеды давно ржавеют в гараже на даче, мама лежит в могиле, а лето больше никогда не наступит.
– Перелома нет, – осмотрев его нос, заключила медсестра.
– Я так и знал, – порадовался Андрей.
– Какой ты оптимист, – не без ехидства заметила Конкордия Петровна.
– Да не особо, вообще-то.
– А про лес ты тоже знал? – неожиданно строго спросила медсестра.
– Что про лес? – удивился мальчик.
– Видела сегодня из окна, как ты в лес смотришь. Смотреть на него, конечно, можно, а вот ходить туда не стоит.
Конкордия Петровна забила табак в длинную изящную трубку и закурила.
– Да я и не собирался туда идти, – ответил Андрей. – Мне этот лес не нравится, какой-то он слишком тихий. А кстати, почему туда ходить не стоит?
Старая медсестра выпустила в лицо Андрея облако дыма. Он зажмурился, а когда открыл глаза, то обнаружил морщинистое лицо Конкордии Петровны прямо рядом со своим.
– Потому что в лесу этом Стригач кормится.
– Какой еще Стригач? В смысле – кормится? – переспросил Андрей.
Задав эти вопросы, он тут же почувствовал себя глупо. В последнее время ему все чаще казалось, что все его дурят и рассказывают какие-то небылицы.
– Кто это – сказать не так уж и просто, потому что тех, кого он изловил, спросить уже нельзя, – ответила Конкордия Петровна. – А вот ловит он мальчишек вроде тебя. А когда поймает…
– Что?
– Остригает их наголо.
– Вы издеваетесь надо мной? – не выдержал Андрей. – Мне же не пять лет, чтобы в такие истории верить!
– Не издеваюсь, а предостерегаю, – обиделась Конкордия Петровна. – Когда начнут пятилетних на сборы в это поле отправлять, тогда и им рассказывать буду, а пока – работаю с тем, что есть. Товарищи-то твои, горе-солдатики, меня точно слушать не будут, а на тебя есть еще кое-какая надежда.
Тон медсестры сделался таким суровым и одновременно печальным, что Андрею стало не по себе.
– Ну обстригает он им волосы и что дальше? – осторожно спросил он. – От стрижки еще никто не умер.
– А я думала, ты умный мальчик, – покачав птичьей головой, сказала Конкордия. – Волосы – это ведь память: о хорошем, плохом, о важном и неважном, о том, от чего страшно больно, и о том, от чего невыносимо смешно, – обо всем, что тебя тобой делает, – медсестра замолчала и, прищурившись, посмотрела на Андрея. – Ну и как ты думаешь, кем ты без всего этого будешь?
– Пустой оболочкой, которой все будет без разницы? – предположил Андрей.
– Умный мальчик, – одобрила Конкордия Петровна его слова и выдохнула количество дыма, достойное десяти курильщиков.
– А что этот Стригач делает с волосами? – Андрей не был уверен, что хочет знать ответ, но все же спросил.
– Он их ест.
– Не хочу вас обидеть, – смущенно начал он, – но то, что вы рассказываете, как-то не очень похоже на правду. – Андрей боялся оскорбить старую медсестру: все-таки она хоть как-то, но заботилась о нем.
– А многое из того, что сейчас с тобой происходит, похоже на правду? – хитро усмехнувшись, спросила она. – Мог ли ты предположить такое еще пару месяцев назад?
– Нет, – честно ответил Андрей.
Сказки
Сумерки улеглись на поле неожиданно, как и всегда поздней осенью. Только что был день, и вот – нет его, остается только жаться поближе к костру и есть баланду на ужин. Парни стучали ложками по алюминиевым чашкам и совещались, нужно ли им придумывать сказки для командования. Андрею казалось удивительным, что с приходом темноты все те, кто днем был категорически против, вдруг стали всерьез обсуждать то, как этот приказ лучше выполнить.
– Я вам говорю, это – проверка! Придумывайте свои истории, – продолжал убеждать сомневающихся Иван.
– Мы, блин, что, сказочники? – возмутился Жека. – Мне вот вообще выдумки плохо даются, вдруг говно получится?
– Ну ты и не на литературный конкурс их сочиняешь, а чтобы готовность свою показать, – возразил ему Иван.
– К чему?
– К исполнению приказа.
– Сказали же, расстреляют, если не расскажешь, – вмешался Вова.
– И ты в это веришь?
– Конечно.
– Почему это?
– Ну я бы расстрелял.
Повисшее молчание прервал уже знакомый неприятный звук: «кх-х-ч-ч-ч-ч, кх-х-ч-ч-ч». Парни мгновенно повернулись к Вале. Глаза его остекленело пялились на костер, а губы вытягивались в трубочку.
– Говорит командир, прием!
– Прием, – изображая готовность, ответил Иван.
– Мы ждем от вас сказки. Очередность устанавливайте сами и смотрите не халтурьте. Главнокомандующему должно быть интересно вас слушать.
Парни испуганно завертели головами: про то, что должно быть интересно, им раньше не говорили.
– Кто? Кто? – зашептал Иван. Видимо, его сказка не удовлетворяла запросы командования.
«Вот сейчас все и рассыплется, – со злорадным удовлетворением подумал Андрей. – Никто ничего не расскажет, и нас заставят рыть штрафные окопы». Он не знал, существуют ли штрафные окопы, но в то, что их расстреляют, Андрей, конечно, не верил.
– Кх-х-ч-ч-ч-ч, – зловеще зашипели Валины губы.
– У нас есть сказка! – неожиданно выкрикнул Эдик.
– Только она у нас одна на двоих, мы же все-таки братья, – поддержал его Федя.
– Рассказывайте, разрешаю, – ответила им рация.
СКАЗКА О ДВУХ БРАТЬЯХЖили в одном селе два брата. Родители их быстро умерли, зато оставили им красивые имена. Имя первого брата звучало как шелест листьев в осеннем лесу, а имя второго брата – как журчанье холодного ручья.
И так бы и росли братья под покровительством ветра, воды и солнца, но заботливые соседи рассказали о них правителям тех земель, и правители решили это дело поправить. Потому что неправильно это, чтобы дети росли сами по себе, на воле, не ведая никаких законов. Так и попали братья в интернат, где из них должны были сделать правильных людей.
В интернате братьям дали новые имена, совсем не такие красивые, как у них были, и запретили говорить на родном языке. Но братья продолжали слышать его в завывании ветра, шепоте воды и скрежете дерева, и это давало им силы и радость.
Коменданты интерната плохо кормили братьев, били и заставляли много работать. Но как бы хорошо ни работали братья, еды больше не становилось.
– Вы же одинаковые, родились в один день, у одной матери. Вы вроде как один человек, вот на одного еду и получайте, – говорил комендант и давал братьям одну тарелку каши и один кусок хлеба. Он явно хотел поссорить братьев и посмеяться над тем, как они будут драться из-за куска хлеба. Но братья все делили поровну: ломали хлеб и ели кашу по очереди.
Долго злился комендант и наконец придумал, как проучить братьев за их тихую наглость. На день рождения братьев, который вообще-то никогда не праздновали, комендант преподнес им подарок – модные импортные кроссовки. Одну пару.
Задумались братья. Замысел коменданта они, конечно, разгадали и между собой ссориться не стали. Но очень уж им хотелось коменданта проучить, да и кроссовки им понравились, никогда у них таких не было.
– Сожгите эти кроссовки, – шипел им огонь в костре.
– Утопите эти кроссовки, – шептала им река.
– Выбросьте эти кроссовки куда подальше, – завывал ветер.
Но не послушали их братья и придумали собственный план.
Прошла ночь, настало утро. Комендант во время утренней зарядки смотрит на братьев, ожидая увидеть их с синяками и ушибами из-за драки. А синяков нет и ушибов нет, а кроссовки – у каждого свои. Стоят братья в них и улыбаются, и где паршивцы взяли еще одну пару, совершенно непонятно.
Комендант так разозлился, что заболел и умер, а братья ходили в новых кроссовках еще очень долго. Вот только родную речь они больше не слышали: не говорили с ними ни ветер, ни вода, ни деревья, ни камень, и воровали они снова и снова, но никак не могли вернуть утраченное.
–Андрей не отрываясь смотрел на пляшущее
