Якобы книга, или млечныемукидва - Антон Павлович Лосевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да нет тут никого сегодня! Я и в журнале посещений проверяла: мы здесь одни, совсем одни, понимаешь, что это значит? – своим особым, присущим ей в известных ситуациях игривым голосом отвечала она.
– И?
– И что за «и»? Ты так будешь стоять как истукан, глупенький?
– Да я… как-то в целом не совсем уверен, что это… приемлемо, будет к месту – место тут такое, особенное, знаешь ли…
– Приемлемо? – ехидно повторила Свитани. – Приемлемо все, что мы с тобой сами захотим! Только это и важно, только это! А я знаю, чего ты хочешь, – расхохоталась она.
– Послушай, я тебе сейчас такое расскажу! Я вычитал только что, что Патамушта, выясняется… – попытался я сменить вектор беседы и поделиться своими открытиями.
– Патамушта? Да при чем тут он вообще? При чем здесь вычитал!? Здесь и сейчас есть только ты и я! Все остальное не имеет никакого значения!
– Да ты пойми, все не так уж и просто на самом деле… я, кажется, узнал смысл жизни…
– Ну ты бесчувственная скотина! – оборвала она меня, сменяя гнев на милость. – Я, видишь ли, специально все устроила, чтобы мы сегодня оказались в саду одни, договорилась в канцелярии о санитарном дне, табличку даже специальную организовала «вход закрыт», и для кого, спрашивается, старалась? Мы здесь только одни!
– Ты же, надеюсь, понимаешь, что это… имеет вполне узнаваемую символику, известный сакральный смысл…
– Ой, да хватит ты ломаться, как маленький! Я ведь с чего все это затеяла: я в одной книге прочитала, – а я знаю, как ты любишь, когда я читаю всякие книги, – что нужно обязательно съесть перед этим яблочко познания, чтобы совместить приятное с полезным! На, скушай яблочко! – заливисто рассмеялась она.
Я пытался было в последний раз возражать, что не слишком-то и голоден, что к познанию это не имеет особого отношения, что, пожалуй, мы совершаем ошибку, о которой будем потом долго сожалеть, но, пасуя перед ее красотой, соблазняясь открытостью и настойчивостью, а также соотнося все это с только что полученными сведениями о вымышленности нашего с ней существования, я принял ее вызов:
– Ай, ладно, давай мне свое яблочко! И пускай потомки нам этого не простят, но искусство требует жертв!
– Ну что ты там болтаешь опять? Кушай скорей!
Однако стоило мне вкусить тот горький, непривычный на вкус плод, как откуда-то отовсюду раздался пронзительно-режущий слух звук, вмещающий в себя мотивы скрипа половиц, плача маленьких детей, звона вдребезги разбивающейся горы посуды, а также грома посреди ясного неба, сквозь который, впрочем, разборчиво раздался глас О0Х0О, возвещающий нас, что мы изгнаны. Что двери Первограда отныне открыты для нас в одну сторону – на выход. Точно в подтверждение серьезности сложившейся ситуации грянул ливень, а по земле прокатилась дрожь, сбивающая с ног.
Быстро поднявшись и опомнившись, я отыскал ее глазами, Свитани лежала на земле, казалось, не находя себе места от стыда, ужаса и раскаяния. Отчего-то оглянувшись на здание Библиотеки, я увидел на входе в садик их, старых наших друзей – Патамушту, Виэкли и Квази-мена, как-то одновременно осуждающе и сочувственно взирающих на сцены нашего падения и намечающегося изгнания.
А тут еще и эта змеюка попалась мне под ноги в тот момент, когда Патамушта что-то спасительное, может быть, выкрикнул мне: что именно я не сумел разобрать, потеряв в тот миг координацию и сосредоточившись на очередном приземлении в грязь. Когда я поднялся, они уже исчезали в глубине читального зала, захлопнув двери и уходя от нас навсегда. Собирая с земли предметы ее гардероба, я успел еще раз узреть ту тварь ползучую, скрывающуюся в корнях древа сознания, очевидно, и нашептавшую Свитани рецепты побега из рая.
Голова 96. Кавычки изгнания
Жить долго и счастливо. Да бывает ли так? Отчего-то мне кажется, что в этом выражении кроется какой-то подвох выбора. Нет, тут уж что-то одно: либо долго, либо счастливо. А если счастливо, сколько ни пыхти, не получается, то зачем же тогда еще и долго? Какие тяжкие мысли посещают в минуты затянувшегося ожидания своего оживления… Нет, это уже не арт-хаус, а самый натуральный хаос! Ну что они там так долго возятся с Пуаро и Гастингсом, когда уже отснимут разоблачительный эпизод? А то зеваки зябнут без дела, да и мне вживаться в роль отравленного ядом, валяться тут в гриме, с пеной у рта, уже изрядно поднадоело – это я умею и без репетиций! Тем более что странным образом выясняется, что притворяться мертвым и быть живым – явления одного примерно порядка. Потому как и во всей повседневности последних лет я только кажусь живым, для этого еще куда-то хожу, в чем-то состою, произношу какие-то болтливые речи. Вот только по правде, пытаясь рассмотреть себя в сколько-нибудь обозримом будущем, я не нахожу себе в нем места, что свидетельствует о том, что, пожалуй, я ни жив, ни мертв – документально жив, а ментально мертв. Так оно и бывает, когда слишком уж долго не происходит совсем ничего вдохновляющего и жизнеутверждающего, даже не намечается. Когда мало-помалу почти все перестает быть предметом интереса и ничто не становится источником радости, тогда как-то так незаметно перетекаешь в качество постороннего наблюдателя жизни, а не непосредственного участника. И вот: ни жив, ни мертв.
На этом священном пастбище и топчутся всевозможные создатели, творцы и прочие криэйторы, те же писатели, от забытых до знаменитых. Все они подозрительно схожим образом были насторожены и озадачены чем-то настолько, что спасались бегством в лучшие миры собственного производства, где еще возможны хоть какие-то намеки на справедливость и ренессанс. Так и появляются на свет бесчисленные персонажи, такие как герои моей мысленной книги – Патамушта, Квази-мен, Виэкли. А ведь и они, догадываясь уже о моем хобби создателя, считая своим покровителем и благодетелем, надеются, что раз уж я наделил их жизнью, то точно знаю, что делаю. Хотя откуда мне знать, что будет с ними дальше, чем могу им помочь, когда сам уже давно упустил бразды правления над стихией жизни и ушел с головою в тень. Есть здесь какая-то своя ирония. И именно это все чаще и чаще наводит на волнующие мысли, что и сам, подобно выдуманным мною персонажам, являюсь всего-навсего плодом чьего-то пограничного и, надо заметить, не слишком оптимистичного и ясного рассудка, а как иначе объяснить царящее кругом сумасшествие жизни в том виде, в каком оно является
