Золотой ключ, или Похождения Буратины. Несколько историй, имеющих касательство до похождений Буратины и других героев - Михаил Юрьевич Харитонов

– То есть ничего не случится? – переспросил голос. – Хорошо, давайте тогда… И снова я услышал слова, понять которые был не в состоянии, но истинность их была явлена мне. Точнее – не явлена, ибо ответа на этот вопрос я не знал.

– Не знаю, – сказал я. И я не лукавил.

– Очень жаль, – огорчился мой невидимый собеседник. – Нам придётся принимать решение в условиях неопределённости. Хорошо, я расскажу, в чём дело. Некто, не лишённый дарования, взялся за…

Тут заржала лошадь, и все мои мысли как ветром сдуло. Я внезапно почувствовал, насколько же дорого мне одиночество и до чего нелеп, никчёмен этот навязанный мне разговор. Он разрушал тайную, властительную связь между мной и этими холмами, их трепещущими ореолами. Тут же вспомнились другие ореолы – розовые или коричневые, окружающие соски. Соткался образ груди: Мадонна даёт сосок младенцу, Кларисса Старлинг отдаёт свой сосок Ганнибалу Лектору – тем самым отсылая к трудам Мелани Кляйн о хорошей, питающей, и плохой, преследующей груди. Питающая грудь служит защитой от груди преследующей – то есть расщепление объекта желания доходит до такой степени, что его плохие свойства отрицаются или уничтожаются. Разве не то же самое происходит с образом Бога? Или образом отца? Не эти ли образы – причины психосоматических реакций? С другой стороны – не является ли сама идея реакции реакционной? Чистый марксизм – каким он должен был бы быть, очищенный от следов личности Маркса, Энгельса и их бесчисленных интерпретаторов – должен был бы взывать к чистой активности, к «само-собой-катящемуся-колесу», как это называл несчастный Ницше. Тут я задумался о том, почему мне вдруг вздумалось назвать Ницше несчастным – и я пропустил всё, что мне говорили.

– И всё-таки? – снова ворвался в мои уши чужой голос.

– Допустим, – наугад сказал я.

– Вы уверены? – переспросил собеседник.

– Да, – подтвердил я именно потому, что не чувствовал никакой уверенности, а только скуку.

– Я ждал другого ответа, – сказал сотрудник Администрации. – Но, возможно, вы правы. Может быть, оно и к лучшему. Решено. Пусть будет, как вы сказали. И я вознагражу вас за уделённое мне внимание. Вознагражу дважды. Первое: вы не забудете этот разговор. И второе – вы, я так полагаю, приближаетесь к месту своего назначения?

– Да, – признал я очевидное.

– А вы хотя бы догадываетесь, что это за место? Прощайте.

Скрипнули невидимые колёса, затопотали кони.

– Вот огромное яйцо субстантивное! – завернул конь. – А бывает ведь яйцо дизъюнктивное!

– Дизъюнктивное яйцо, пропердучее! А бывает ведь яйцо и получше, е!

Последнее меня внезапно и бурно взволновало: это возмутительное «е» в конце. В нём бытийствовало неуважение к великой платонической традиции, выделявшей эту букву как символ Пятерицы. Мне пришёл на ум трактат Плутарха из «Моралий», известный как «О ‘Е’ в Дельфах» – Пepl тои ЕТ тои ev AsAcpou; – в переводе Я. Б. Кличко. В качестве своего рода антитезы припомнилось курьёзное сочинение Делёза «Логика смысла», которое я когда-то читал в одной книге вместе с фукианским «Theatrum philosophicum». Вместо закладки я использовал страницу, вырванную из трактата Валерия Подороги «Тело без органов»: я не смог найти этому тексту лучшего применения. Тут же в памяти возник и где-то виданный мною список учеников Подороги: Олег Аронсон, Дмитрий Замятин, Елена Ознобкина, Алексей Пензин, Елена Петровская, Оксана Тимофеева, Игорь Чубаров, Кети Чухров. Последняя была какой-то неприятно всклокоченной женщиной из РГГУ – а может, и не всклокоченной, а самой обыкновенной апологеткой перформативности, каковая интеллектуальная позиция не то чтобы совсем безнадёжна, но в нашей умственной парадигме неизбежно отсылает к Бахтину. Что может быть пошлее, вульгарнее Бахтина? – спросил я себя. И тут же ответил себе: всё может быть, всё может быть.

Это отчасти примирило меня с действительностью. Ибо я больше ни к чему не приближался.

Двадцать восьмой ключик,

выщщекруклюмистый

Завтрак возмездия, или Бородат ли я?

Читать после вдумчивого изучения тринадцатого примечания к пьесе «Низвержение Пендельшванца». Или по-другому иначе.

Или вообще никак и через силу. А может, нет.

Иногда мне кажется, что я не так-то прост.

А иногда кажется, что вот именно так-то я и прост.

А иногда кажется, что прост, но не так-то.

А иногда кажется, что и вовсе ничего не кажется.

А иногда только кажется, что ничего не кажется, а на самом деле кажется.

А иногда кажется, что кажется, а на самом деле не кажется.

А иногда и так бывает, что вроде бы ничего не кажется, а на самом деле всё не так-то просто. А иногда ещё бывает и такое, что всё на самом деле просто, а это я не так прост, чтобы эту простоту вот так вот просто показать, как это у некоторых получается, которые и сами просты, и ко всему просто относятся.

А иногда мне всё это похуй, а иногда и допизды.

Хотя откуда взялась пизда? Впрочем, пизда всегда откуда-нибудь берётся, такой уж она зверь.

Ох, до чего всё непросто, просто ох.

Бдительность нельзя упускать, Бдительность! А то она шмыг – и оппаньки! За Бдительностью нужен глаз да глаз, её надо караулить, очень уж она юркая. Но чтобы был пригляд и глаздаглаз, нужна, опять-таки, Бдительность. Иначе гляди не гляди, ничего не увидишь, только таращиться будешь, как сыч, а Бдительность – упс, и нету её! А останется какая-нибудь Юдительность. Вам оно надо? Вот то-то.

Ну то есть, к чему я всё веду. Бдительность на то и нужна, чтобы Бдительность уберечь. Амло ха’на, тут и к бабке не ходи.

Хотя тут тоже не всё так просто. Бдительность надо, конечно, уберечь – но и от Бдительности надо уберечься. А то ведь это очень неприятно, когда за тобой вот так вот, я бы сказал, бдительно приглядывают. Это же не жизнь, а Хуйня какая-то. И надо бдительно следить, чтобы не стать жертвой чужой Бдительности.

Но и своей, кстати, тоже. Ибо, бдительно за собой приглядывая, мы упускаем Спонтанность и Непосредственность, а Спонтанность и Непосредственность – это ж тоже, как ни крути, какие-то ценности, которых тоже упускать нельзя. То есть можно было бы упустить, да Бдительность не одобрит: как это так – вот взяли да упустили. Так что уж лучше не упускать. Да – но в таком случае не следует применять Бдительность к себе. И ни в коем случае не позволять это делать кому попало, чтобы ей случайно не подвергнуться. Это ж даже хуже, чем я не знаю что. Хотя вроде бы хуже, чем я не знаю что, ничего нету. Ан нет, есть! Что вы думали!

В общем, надо как-то целокупно, но при этом дифференцированно, понимаете? Таким вот образом. Тогда мы и это сделаем, и туда поспеем, и то ухватим, и