Агата Кристи. Английская тайна - Лора Томпсон

Как видно из романа «Человек в коричневом костюме», Агата давно интересовалась древностью, во время Имперского тура она посещала антропологические музеи и как-то написала матери, что созерцание черепов доисторических людей «подарило ей один из самых увлекательных дней в жизни». В 1920-е годы археология вошла в моду, так что интерес к ней Агаты получил дополнительный импульс. Леонард Вули начал раскопки в Уре в 1922 году и обрел известность, вполне сравнимую с известностью лорда Карнарвона и Говарда Картера, открывших в Египте гробницу Тутанхамона. Вули был хорошим журналистом и ловким торговцем, хотя нынешняя его работа сама по себе была столь завораживающей, что «продавала себя сама». «Именно с третьей династии Ура начинается историческое время», — писал Вули. Раскопы относились к концу третьего тысячелетия до н. э. — Урское царство пало около 2000 года до н. э. — и имели огромное значение. Именно Шумер (или Южная Месопотамия) подарил миру первое известное «литературное» произведение — «Легенда о Гильгамеше» — и самую раннюю религиозную концепцию: похожие на пирамиды зиккураты, или храмовые башни, одну из которых и раскапывал Вули, для шумеров были не молельными домами, а обиталищами их богов. Знание Ветхого Завета давало Агате некоторое представление о мифической истории Месопотамии. Это была земля библейских патриархов, земля десяти колен Израилевых, коих вымели с нее ассирийцы, земля Вавилонской империи и ее последнего царя Навуходоносора. Но Навуходоносор, который правил в шестом веке до Рождества Христова, казался в этом контексте до смешного «близким» по времени. Вули раскапывал дома, относившиеся к эпохе Навуходоносора, а под ними — те, что были построены во времена Авраама. Агата была околдована. Ее захватило само понятие истории, тот факт, что «тогда» может превращаться в «сейчас», если человек захочет установить связь между ними. И это тоже было миром, бесконечно далеким от Арчи, — во всех смыслах.

Когда в юности Агату возили в Египет, ее внимание куда больше, чем пирамиды, привлекали молодые люди, но теперь мужчины были выведены за пределы ее картины мира, Агата сосредоточилась на жизни интеллектуальной. Как многие самоучки, она всегда любила учиться, однако в 1920-е годы приняла сознательное решение: не опускать руки, не терять интереса. «Я был поражен исключительной широтой ее знаний и опыта», — писал А. Л. Роуз.[250]

В Уре она была почетной гостьей. Сам Вули обычно не жаловал посетителей, считая, что они лишь мешают работать, но его жена Кэтрин была поклонницей «Убийства Роджера Экройда», и это решило дело. Если Кэтрин чего-то хотела, она это получала. Впоследствии Агата поняла, что эта красивая женщина была также странной, властной и опасной, но во время первого визита та была исключительно очаровательной. Агата радовалась тому, что здесь ее знали не как доставившую всем столько хлопот «истеричку 1926 года», а как писательницу, знаменитость, женщину, достойную уважения. И то сказать, «Роджер Экройд» был незаурядным произведением. Кэтрин считала его автора выдающейся личностью. Хотя она явно предпочитала мужское общество, но к Агате прониклась симпатией и пригласила ее снова приехать на раскопки. Это тоже послужило целительным фактором. Ведь Агату чуть не убило именно сознание того, какой видят ее окружающие — Арчи в том числе. В их представлении о ней не было ничего общего с тем, какой видела себя она сама. Здесь же, в Уре, на нее смотрели по-новому. Это был необычный взгляд, тоже весьма искаженный, но Агата была склонна спокойно принять его. Должно быть, душа ее по-прежнему пряталась в какой-то пещере, но по крайней мере жизнь стала интересной в том смысле, в каком она никогда не была интересной с Арчи: он ни за что не поехал бы смотреть ни на Киликийские ворота, ни на черных буйволов, пьющих из арыков, текущих вдоль дороги на Багдад, ни на необычные краски пустыни — «бледно-розовый, абрикосовый и голубой». Никогда не стал бы он есть такую странную пищу — жирное мясо, омлет с жесткокожими помидорами, огромные вилки цветной капусты, — а если бы съел, то непременно заболел бы. Он стоял бы в Уре на краю раскопа, наблюдая за тем, как «из песка появляется в золотом сиянии какой-нибудь древний кинжал», и сокрушался о том, что пропускает гольф в Саннингдейле.

Так говорила себе Агата, намереваясь переделать собственную жизнь, накопить новый опыт. Это было смелое решение, ибо она была существом раненым, подбитым, ожесточившимся и в высшей степени подозрительным. («Если Дермот мог оказаться вероломным, то вероломным может оказаться любой. Мир сам по себе стал ненадежен. Я больше не могу никому и ничему доверять…») Тем не менее, несмотря на всю свою уязвимость, она обладала скрытой силой. Мужчины ее семьи — Фредерик, Монти — были обаятельными, но слабыми. Женщины видели жизнь такой, какова она есть, и умели с ней справляться. Агата изначально такой не была: она была мечтательницей, ребенком, но, наблюдая этих женщин вблизи, при ее артистическом темпераменте, сумела усвоить кое-что из их характеров.

«Со всеми нами что-то случается… Такова жизнь. С этим нужно просто смириться. Некоторые на это способны, некоторые — нет» — так писала Агата в романе «И, треснув, зеркало звенит». И, будучи по природе своей человеком, «который на это не способен», она впоследствии переделала себя, став «человеком, который на это способен». В основе такого сдвига лежало ее творчество. Оно было ее спасением, ее защитой, ее выходом — ее подлинной жизнью.

И оно имело все больший успех. В 1928 году она заключила новый договор с издательством «Коллинз» на последующие шесть книг, что дало ей 750 фунтов, а договор с американским издательством «Додд Мид» принес 2500. «Тайный враг» стал первым ее романом, который экранизировали (в Германии), за ним последовал рассказ «Таинственный мистер Кин». В 1928 году под названием «Алиби» был инсценирован «Роджер Экройд» (вскоре появился и фильм) с Чарлзом Лоутоном в главной роли — первым в череде выдающихся актеров, неудачно выбранных на роль Пуаро.[251] Агате нравилась новизна «Алиби», репетиции которой она посещала со своим песиком Питером, но ее настолько раздражали перекраивания, которые постановщик делал в оригинале, что она захотела сама написать пьесу. И такая пьеса, «Черный кофе», была поставлена в 1930 году. Как писал позднее А. Л. Роуз, это был ироничный рассказ об исчезновении: «Все считали его трюком ради популярности, но он был искренним, превзошедшим лучшие ее сочинения. После этого все ее книги становились бестселлерами и все само начало падать ей в руки». «Большая четверка» — худшее из всего, что она когда-либо опубликовала, но в начале 1926 года книга бойко продавалась, как и прочие произведения 1920-х: «Тайна „Голубого поезда“», «Тайна „Семи циферблатов“» и «Партнеры по преступлению». Последние два — это соответственно триллер и сборник рассказов. Нельзя не заметить, что по-настоящему творческое внимание Агаты в тот период было сосредоточено на «Хлебе великанов», в то время как «Семь циферблатов» представляют собой порождение трезвого ума, свидетельствующее о несколько язвительном его состоянии. Место действия здесь то же, что и в «Тайне замка Чимниз», но, сравнивая ту работу с этой удивительно жизнерадостной книгой, можно смутно догадаться, какой путь прошла Агата между ними. Загородный дом Чимниз был сдан лордом Кейтерэмом богатому бизнесмену, сэру Освальду Куту, и вот что думает по этому поводу дочь лорда Кейтерэма: «Ей приснился страшный сон: Англия, заполоненная бесчисленными двойниками Кута в бесчисленных двойниках замка Чимниз, сплошь снабженных, как можно догадаться, новейшими водопроводными системами… Все те тонкие нюансы жизни, которые лорд Кейтерэм мог оценить и ценил так высоко, для сэра Освальда — тайна за семью печатями».