Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

Францию и возможную балканскую коалицию[1152]. Другими словами, цель турок состояла прежде всего в войне против России в надежде применить свой план пантюркизма на практике путем создания физического соединения с мусульманско-турецким населением царской империи. В этом можно не сомневаться, зная, что сливки КЕП, включая выдающихся членов Центрального комитета, были направлены в Трапезунд, Эрзурум и Ван уже в августе 1914 г., или рассмотрев военные приготовления турок в этой области, на которых мы остановимся немного позднее. Упрямое отрицание министрами иттихадистов и партийными лидерами того факта, что война с Россией была развязана при нападении линкоров «Гёбен» и «Бреслау» на Одессу и другие российские населенные пункты 29 ноября 1914 г., можно объяснить их желанием скрыть свои реальные намерения. Реакция Ахмеда Шюкрю, министра народного просвещения, члена Центрального комитета, перед Пятой комиссией Османского парламента в ноябре 1918 г., показывает, насколько тщательно младотурки стремились замаскировать свою главную военную цель: Шюкрю отрицал, что кабинет младотурок не нес никакой ответственности за вступление Турции в войну, утверждая, что «черноморский флот был атакован русскими» перед лицом всех доказательств («все знают, что все было наоборот», парировал председатель комиссии)[1153]. Младотурки стремились сделать вид, что их военные действия были не более чем простым военным маневром.

Также был поднят вопрос о точной роли комитета во вступлении Турции в войну. По мнению Турфана, это была «война Энвера-паши», поскольку именно Энвер выбрал лагерь империи и 25 октября 1914 г. отдал приказ атаковать Россию[1154]. Установлен факт, что военный министр сделал решительный шаг в инициировании нападения и переговоров с немцами в июле — августе. Однако, учитывая тот путь, который прошли иттихадисты, практически невозможно представить, чтобы Энвер действовал в одиночку. Более того, на четвертом судебном заседании иттихадистов генеральный секретарь партии Мидхат Шюкрю неохотно подтвердил, что министры правительства отправились в Центральный комитет, чтобы обсудить вступление Турции в войну[1155]. Другими словами, было принято коллективное решение, которое комитет впоследствии одобрил. Казалось, это больше соответствовало его обычным методам работы и нежеланию играть слишком заметную для себя руководящую роль.

Много чернил было пролито над другим вопросом: какую роль играла Германия и какой статус она имела в войне на Востоке. Мы уже приняли к сведению скептицизм посла Вайгенхайма о военных силах в Турции, а также оговорки Отто Лимана фон Сандерса, лидера немецкой военной миссии, с которым Энверу пришлось немало побороться, чтобы одолеть. Последовало ли за этим «предоставление неравных сил», которое оставило Турцию обязанной Германии, то есть сделало ее партнером второго ранга который должен был соответствовать германским требованиям? Это вполне правдоподобно. Тем не менее подробные исследования немецко-турецких отношений проведенные Вебером и Трумпенером, показывают не только то, что турки никогда не намеревались уступать даже толику власти иностранцам[1156], но и что им часто удавалось выбивать огромные суммы у немцев, не всегда оправдываемые военными усилиями; что они преследовали немецких бизнесменов работавших в восточных провинциях, и что они никогда не позволяли немецким дипломатам или военным вмешиваться в их «внутренние» дела. Другими словами, в то время как выводы Ваагна Дадряна не являются необоснованными, он отмечает большое влияние немцев, что делает их соучастниками преступлений младотурок, по крайней мере в той степени, в которой они «закрывали глаза» на происходящее или отказывались вмешиваться[1157]. Они не должны исключать тот факт, что именно Центральный комитет младотурок применил план геноцида на практике. Вебер, в свою очередь, отмечает, что Вайгенхайм не был столь неблагосклонно настроен в отношении османских армян, как об этом часто говорили, хотя люди из его ближайшего окружения, включая очень влиятельного Ганса Хьюмана, военно-морского атташе при посольстве Константинополя, или некоторые немецкие туркофилы, такие как Эрнст Яек или даже кайзер Вильгельм собственной персоной, питали настоящую ненависть в отношении армян.

Это влияние, которое нельзя сбрасывать со счетов, было уравновешено немецкими миссионерскими сетями, подчинявшимися д-ру Йоханнесу Лепсиусу и лидеру немецкого центра Маттиасу Эрцбергеру. Миссионеры пользовались поддержкой немецкого общественного мнения, которое было настроено неблагоприятно в отношении союза с турками[1158]. История немецко-турецких отношений в годы Первой мировой войны была длинным путем успешных попыток шантажа, искусно сплетенных Центральным комитетом младотурок, которые цепко держали добычу в своих руках и постоянно меняли свои взгляды в зависимости от того, как этого требовали обстоятельства, нагнетая тревогу при каждом удобном случае. Ввиду непримиримой ирредентистской природы турецкого национализма в начале XX века, закаленной в переговорах, даже в самых чрезвычайных ситуациях (невзирая очевидное ослабление ее позиций), мы склонны полагать, что КЕП всегда был в состоянии отклонить или преуменьшить обвинения или критику, выдвигаемую против них немецкими дипломатами, используя угрозы или бойкоты, когда это было необходимо. Дело в том, что каждый из двух этапов геноцида совпал с крайне напряженной военной ситуацией, которая оставила Германии не слишком много места для маневра. Первым этапом был бой за Дарданеллы, который начался в конце апреля 1915 г. и продолжался до осени. Вторым этапом был захват русскими войсками Эрзурума в середине февраля 1916 г. Это повлекло создание кампании по искоренению армян, которых «переселили» в сирийские пустыни Месопотамии, и призыв к резкому замедлению усилий парламентской делегации, тщательно подготовленной лидером центристской партии Эрцбергом, который встретился с Энвером и Талаатом 10 февраля 1916 г. с требованием, чтобы турки немедленно отказались от политики «преследования» армян[1159]. Очевидно, стратегические соображения взяли верх. Первые военные операции на Кавказе, запланированные главой генерального штаба Османской империи Фрицем Бронзартом фон Шеллендорфом[1160], предусматривающие нападение на российское Закавказье, — цель, которая не удовлетворяла ни Энвера, ни его коллег по комитету. Кроме военного преимущества, которое Германия предполагала получить, захватив русские дивизии в Закавказье, «великий замысел» тюркистов, наконец, должен был быть применен на практике, более того, при поддержке со стороны великой державы. Объединяясь с Германией, младотурецкая Турция сама в какой-то степени достигала статуса великой державы и получала прибыль от материальных преимуществ, которые приносил этот статус. Соответственно, мы склонны полагать, что КЕП вступил в войну на стороне альянса, который был в лучшем положении для продвижения пантюркистских проектов комитета

Армяне в столице: август 1914 г. — апрель 1915 г.

Всеобщая мобилизация и аресты лидеров Гнчака в османской столице спровоцировали значительное волнение в армянских кругах. Оно было подкреплено известием, что пожар уничтожил базар Диарбекира в ночь на 19 августа 1914 г.[1161]. Другие известия, в результате подстрекательства столичной прессой, привели к росту этих волнений. Например, Вестененк был вызван в Министерство внутренних дел и уведомлен о своем увольнении министром Талаатом[1162]; публикация