12 великих трагедий - Коллектив авторов

Капитан

И судно гибнет!

Толчок. Судно содрогается. Шум и смятение.

Между прибрежными рифами и бурунами. Корабль погибает. В тумане виднеется лодка с двумя пассажирами. Ее настигает шквал и перевертывает. Слышен крик. Затем все стихает на некоторое время; наконец, лодка всплывает дном кверху.

Пер Гюнт (вынырнув возле лодки)

Спасите! Помогите! Лодку! Лодку!Я погибаю… Вынеси, Господь…Как сказано в писании!..

(Цепляется за киль лодки.)

Повар (вынырнув с другой стороны)

О Боже!Спаси меня… моих малюток ради!

(Тоже держится за киль.)

Пер Гюнт

Пусти!

Повар

Пусти!

Пер Гюнт

Ударю!

Повар

Сдачи дам!

Пер Гюнт

Я размозжу тебе башку! Пусти же!Двоих не сдержит лодка.

Повар

Знаю сам.Так ты пусти!

Пер Гюнт

Нет, ты!

Повар

Пустил я, как же!

Завязывается борьба. Повар, сильно ударившись одной рукой, которая повисает, как плеть, изо всех сил вцепляется в лодку другою.

Пер Гюнт

И эту лапу прочь!

Повар

Добрейший… сжальтесь!Хоть ребятишек малых пожалейте!

Пер Гюнт

Мне жизнь нужнее, чем тебе, – ведь яРебят еще не наплодил.

Повар

Пустите!Вы пожили, а я еще так молод.

Пер Гюнт

Довольно! Прочь… Тони! Все тяжелееСтановишься.

Повар

О, будьте милосердны!Пустите, ради Бога! УбиватьсяВедь некому по вас…

(С криком выпускает киль.)

Тону! Спасите!

Пер Гюнт (хватая его одной рукой за волосы)

Я поддержу тебя пока, – молись,Читай скорее «Отче наш»…

Повар

СмешалосьВсе в голове… Припомнить не могу!

Пер Гюнт

Скорее… вкратце… главное лишь вспомни.

Повар

Хлеб наш насущный…

Пер Гюнт

Это пропусти.На твой век хватит, верно, что имеешь.

Повар

Хлеб наш насущный…

Пер Гюнт

Ну, заладил! Видно,Что поваром жизнь прожил.

(Выпускает его.)

Повар (погружаясь)

Даждь нам днесь…

(Скрывается под водой.)

Пер Гюнт

Аминь! Ты был и до конца остался«Самим собой».

(Взбирается на лодку.)

Где жизнь – там и надежда!

Неизвестный пассажир (тоже хватаясь за лодку)

Мое почтение!

Пер Гюнт

Фу! Чтоб тебя!..

Пассажир

Я крики услыхал. А ведь забавно,Что я таки нашел вас. Ну? Не прав лиЯ был, предсказывая вам?

Пер Гюнт

Пустите!Здесь впору уместиться одному.

Пассажир

Я поплыву одной ногою левой;За край придерживаться мне довольноЛишь кончиками пальцев. A propos —О трупе…

Пер Гюнт

Замолчите!

Пассажир

ОстальноеВедь все погибло…

Пер Гюнт

Да заткните глотку!

Пассажир

Ну, как угодно.

Молчание.

Пер Гюнт

Что же вы?

Пассажир

Молчу.

Пер Гюнт

Проклятье! Что вы делаете?

Пассажир

Жду.

Пер Гюнт (рвет на себе волосы)

Нет, я с ума сойду! Да кто вы?

Пассажир (кивая)

Друг.

Пер Гюнт

Ну, дальше! Говорите же!

Пассажир

Да развеЯ никого вам не напоминаю?

Пер Гюнт

Не черта ли?

Пассажир (тихо)

Иль он ночной путь жизниВам освещает страха фонарем?

Пер Гюнт

Ага! Так вы в конце концов, пожалуй,Посланник света?

Пассажир

Друг мой, вам случалосьИспытывать хоть раз в полгода страх, —Спасительный, серьезный страх, и бытьДо глубины души им потрясенным?

Пер Гюнт

Когда грозит опасность, всякий струсит…Но не спроста вы речь свою ведете;В ней что-то есть… подвох какой-то чую…

Пассажир

Иль раз хоть в жизни одержали выПобеду, что дана нам страхом?

Пер Гюнт (глядя на него)

ЕслиЯвились вы открыть мне дверь познанья.То глупо, что не приходили раньше.На что похоже, – выбирать минуту,Когда, того гляди, пойдешь на дно?

Пассажир

По-вашему, победа вероятнейБыла бы, если б вы теперь сиделиУютно в горнице у камелька?

Пер Гюнт

Гм… да… но ваша речь скорей могла быСвоей иронией замысловатойСбить с толку, чем встряхнуть и образумить.

Пассажир

Но там, откуда я, значенье то жеИрония имеет, как и пафос.

Пер Гюнт

Всему и время есть свое и место;Написано: «Что мытарю прилично,Епископу зазорно».

Пассажир

Но и те,Чей прах хранится в урнах в виде пепла,Не каждый день ходили на котурнах.

Пер Гюнт

Поди ты, пугало! Оставь меня!Я не желаю умирать. Мне надоНа берег выбраться.

Пассажир

На этот счетНе беспокойтесь. В середине акта —Хотя б и пятого – герой не гибнет!

(Исчезает.)

Пер Гюнт

Ну, под конец себя он все же выдал.Он попросту был жалкий ригорист.

Сельское кладбище, расположенное на высоком плоскогорье. Похороны. Священник и народ. Допевают последние псалмы. Пер Гюнт проходит по дороге мимо.

Пер Гюнт (у ворот кладбища)

Как видно, одного из земляковЗдесь провожают в путь обычный смертных.Хвала создателю, что не меня!

(Входит за ограду.)

Священник (над свежей могилой)

Теперь, когда душа на суд предстала,А прах лежит, как шелуха пустая,В гробу, – поговорим, друзья мои,О странствии покойника земном.Не славился умом он, ни богатством;Ни голосом не брал и ни осанкой;Во мнениях труслив был, неуверен,Да и в семье едва ль был головой,А в божий храм всегда входил, как будтоПросить хотел людей о позволеньиЗанять местечко на скамье средь прочих…Вы знаете, что он не здешний был, —Из Гудбраннской долины к нам явилсяПочти мальчишкой; и с тех самых порОн до конца, вы помните, ходил,Засунув руку правую в карман.И эта правая рука в карманеБыла той характерною чертой,Что в памяти людей определялаЕго наружный облик, так же какЕго обычная манера жатьсяК сторонке, где бы он ни находился…Но хоть и шел всегда он втихомолкуСвоим путем особым и ни с кемЗдесь не сближался, не был откровенным,Вы, верно, знали, что на той руке,Которую всегда он прятал, былоВсего лишь навсего четыре пальца…Я помню, много лет тому назадОбъявлен в Лунде был выбор рекрутский:К войне готовились. Все толковалиО трудных временах, стране грозивших.И я был на приеме. Капитан,Набор производивший, занял местоПосередине за столом; с ним рядомСел ленсман и помощники-сержанты;По очереди парней вызывали,Осматривали, измеряли рост,И принимали или браковали.Набилась комната полна народу,И громкий говор несся со двора…Но вот на оклик вышел новый парень —Белее полотна, с рукою правой,Обмотанной тряпицей; был в поту он,Чуть на ногах держался, задыхался;Заговорить пытался – и не мог…Едва-едва, приказу повинуясьИ заревом весь вспыхнув, рассказал,То заикаясь, то словами сыпля,Историю о том, как отхватилСебе нечаянно серпом весь палец…И в комнате вдруг разом стихло. ЛюдиЛишь переглядывались меж собой,Поджавши губы, да кидали взглядыТяжелые, как камни, на беднягу.И он их чувствовал, хоть и не видел,С опущенною головою стоя.Затем седобородый капитанПривстал и, плюнув, указал на дверь…Когда де парень повернулся, чтобыПройти к дверям, все расступились разом,И как сквозь строй он до порога шел;Одним прыжком за дверью очутилсяИ бросился бежать по горным скатам,Оврагам каменистым, спотыкаясьИ чуть не падая, в свое селенье…Спустя полгода он переселилсяСюда к нам с матерью, грудным ребенкомИ нареченной. Взял себе участокНа косогоре, на границе Ломба,При первой же возможности женился,Построил дом и заступом ломатьСтал каменистый грунт, чтоб понемногуВ возделанное поле превратить.Чем дальше-дело лучше шло, о чемКолосья золотые говорили.Держал в кармане руку в церкви он,Но дома, мне сдается, девять пальцевЕго работали не хуже, чемВсе десять у других. Но раз весноюВсе половодьем у него снесло;Семья и он едва спаслись от смерти.Но он упорен был в труде – и прежде,Чем осень подошла, опять вилсяДымок над крышей нового жилища,Которое на этот раз построилОн на горе, где не грозили водыСнести его. Зато, спустя два года,Лавина дом снесла с лица земли;Но мужества она не придавилаВ крестьянине. Он снова заступ взял,Копал, и чистил, и возил, и строил,И третий домик был к зиме готов…Три сына в этом доме подрастали;Пришла пора им школу посещать,А путь туда не близкий был – ущельемКрутым, извилистым; и вот отецДвух младших на спине носил, а старшийСправлялся сам, пока не становилсяСпуск слишком крут, – обвязывал тогдаОтец веревкой малыша и вел…Шел год за годом; стали мальчуганыМужчинами. Пришло, казалось, времяОтцу пожать плоды трудов своих;Но три норвежца, сколотив деньжонкиВ Америке, и думать позабылиИ об отце, и о дороге в школу…Был узок кругозор его, не виделОн ничего вне тесного кружкаСвоей семьи и самых близких лиц.И звуками пустыми отдавались,Как звон бубенчиков, в ушах егоСлова, которые с волшебной силойДругих по струнам сердца ударяют:«Народ», «отечество», «гражданский долг»И «патриота ореол», – все этоТуманным оставалось для него.Но он всегда исполнен был смиренья;Со дня призыва на себе нес тяжестьСознания вины своей, о чемВ тот день стыда румянец говорил,А позже – правая рука в кармане…Он был преступником: страны законыНарушил он. Ну да! Но нечто есть,Что так же над законами сияет,Как над венцом блестящим ледниковВершины гор из облаков. Нет спору —Плохим он гражданином был; для церкви,Для государства – деревом негодным.Но здесь, на горном склоне, в круге тесномЗадач и обязательств семьянина,Он был велик, он был самим собой.Один мотив чрез жизнь его проходит.Он с ним родился, и всю жизнь егоЗвучал мотив тот, – правда, под сурдинку,Зато фальшивой не было в нем нотки!..Так с миром же покойся, скромный воин,Стоявший до конца в рядах крестьянства,Участвуя в той маленькой войне,Которую оно всю жизнь ведет!Не будем мы вскрывать чужое сердце,В чужом мозгу копаться; это – делоНе созданных из праха, но творцаОдну надежду выскажу я смело,Что вряд ли тот, кого мы схоронили,Перед своим судьей предстал калекой!

Народ расходится. Пер Гюнт остается один.