Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер

глядя на его смуглую кожу и черные глаза. Сейчас он немного удивился, что Фримен так спокойно упоминает это обстоятельство.

– Погадайте сэру Горацио, – сказал Буш.

Фримен опытными пальцами перетасовал колоду, положил ее на стол, затем взял руку Хорнблауэра и опустил на карты:

– Снимите три раза, сэр.

Хорнблауэр снисходительно исполнил шарлатанский ритуал, и Фримен начал раскладывать карты на столе лицом вверх.

– Здесь что было, – объявил он, вглядываясь в сложный пасьянс, – здесь что будет. Вот прошлое. У вас богатое прошлое, сэр. Вижу деньги, золото. Вижу опасность. Опасность, опасность, опасность. Вижу казенный дом – тюрьму, сэр. Два раза тюрьма. Темноволосую женщину. Белокурую женщину. Вы путешествовали по морю.

Он, не переводя дыхания, кратко изложил предшествующую карьеру Хорнблауэра. Любой, поверхностно знакомый с прошлым коммодора, мог бы рассказать то же самое. Хорнблауэр слушал не без удовольствия, искренне восхищаясь тем, как бойко Фримен превращает обычные фразы в жаргон гадалок. Он чуть нахмурился при кратком упоминании о покойной Марии, но тут же заулыбался, когда Фримен перешел к событиям в Балтике, – уж очень забавно у него получалось.

– А вот болезнь, сэр, – заключил он. – Вы совсем недавно оправились от тяжелой болезни.

– Поразительно! – с улыбкой воскликнул Хорнблауэр. Ожидание боя всегда пробуждало в нем лучшие качества; только в такие вечера он бывал по-человечески сердечен с младшими офицерами.

– «Поразительно» – не то слово, сэр, – проговорил Буш.

Хорнблауэр с изумлением понял, что Буш принял все за чистую монету; то, что он не разгадал уловку, во многом объясняло успех шарлатанов всех времен и народов.

– А как насчет будущего, Фримен? – спросил Говард.

Облегчением было видеть, что хотя бы на Говарда гадание большого впечатления не произвело.

– Будущее… – Фримен забарабанил пальцами по столу, разглядывая вторую половину пасьянса. – Будущее всегда труднее прочесть. Я вижу корону. Золотую корону.

Он переложил карты.

– Корона, сэр, как ни перекладывай.

– Горацио Первый, король Каннибальских островов, – рассмеялся Хорнблауэр. Лучший знак его нынешнего благодушия, что он позволил себе шутить по поводу собственного имени – своего больного места.

– И снова опасность. Опасность и белокурая женщина. Они тесно связаны. Опасность из-за белокурой женщины, опасность для белокурой женщины. Все виды опасности вместе. Я бы посоветовал вам остерегаться белокурых женщин, сэр.

– Не надо разбираться в гадании, чтобы дать такой совет, – заметил Хорнблауэр.

– Иногда карты говорят правду, – сказал Фримен, со странной пристальностью глядя на него блестящими черными глазами.

– Корона, белокурая женщина, опасность, – повторил Хорнблауэр. – Что еще?

– Больше я ничего не могу прочесть, сэр, – ответил Фримен, собирая карты.

Говард вытащил из кармана большие серебряные часы.

– Если бы Фримен сказал, увидим ли мы завтра белый флаг над цитаделью, – произнес он, – мы могли бы продлить этот приятный вечер. А так, сэр, мне надо отдать приказы.

Хорнблауэру искренне жаль было с ними прощаться. Он стоял на палубе «Молнии» и смотрел, как гички исчезают в темной зимней ночи. Свист боцманских дудок возвестил смену вахт. После теплой и душной каюты на ветру было особенно зябко, и, может быть, отчасти поэтому Хорнблауэр чувствовал себя одиноким, как никогда. Здесь, на «Молнии», всего два вахтенных офицера, взятые с «Porta Coeli»; завтра он позаимствует еще с «Несравненной» или «Камиллы». Завтра? Не рано ли загадывать? Может, сегодня они захватят Гавр. Может, сегодня Хорнблауэр погибнет.

Глава десятая

Туман был такой, какого в здешних краях и следует ожидать в это время года на рассвете, вернее, в тот час, когда глаз начинает ощущать рассеянный серый свет. В сплошной пелене с трудом угадывались смутные очертания «Porta Coeli». Заорав во всю глотку, Хорнблауэр получил чуть слышный ответ, что «Несравненную» видно с кормы брига, а чуть позже – что с «Несравненной» видно «Камиллу». Вся эскадра была под рукой, оставалось только ждать. Матросы драили палубу, шлепая босыми ногами по ледяной воде, и Хорнблауэр в тысячный раз гадал, как они это выдерживают. Однако они, по всегдашнему обыкновению, смеялись и балагурили – британский матрос сделан из прочного материала. Видимо, нижняя палуба ощутила сгущение атмосферы – предвестие скорого боя – и воодушевилась. Отчасти это происходило потому, что команда была заранее уверена в успехе неведомого предприятия. Наверное, очень приятно полностью кому-то довериться и ни о чем больше не думать. Наблюдая за матросами с жалостью, Хорнблауэр им в то же время завидовал.

Сам он только что не трясся от лихорадочного беспокойства, перебирая в голове все, о чем договорился с Лебреном, прежде чем отпустить того на берег. План был прост – неразумно прост, как представлялось теперь Хорнблауэру, для заговора против империи, подмявшей под себя всю Европу. Впрочем, заговор и должен быть простым: чем меньше в машине составных частей, тем меньше вероятность, что она сломается. Вот почему он настоял, чтобы его часть плана осуществлялась при свете дня. Слишком много может пойти не так, если высаживаться ночью в незнакомом порту. День удваивает шансы на успех – но и возможные потери в случае провала.

Хорнблауэр взглянул на часы – последние десять минут он боролся с искушением их достать.

– Мистер Кроули, – обратился он к подштурману, теперь первому лейтенанту «Молнии», – командуйте: «Все по местам» и «Корабль к бою».

Дул слабый восточный ветер, как Хорнблауэр и рассчитывал. Войти в гавань будет непросто. Хорошо, что он решил идти первым на маленькой и маневренной «Молнии», показывая путь громоздкой старушке «Несравненной».

– Корабль к бою готов, – доложил Кроули.

Хорнблауэр взглянул на часы. Еще целых