Шарада - Руслан Каштанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я помню, как я бодро и уверенно поднялась с постели, и обошла ее, чтобы выйти из комнаты (я бросила свой взгляд на Кирилла, и не почувствовала ничего, кроме отвращения). Затем стала собираться на учебу. Приняла душ, не сдерживаясь того, чтобы несколько раз проверить все, что у меня было между ног, и ниже пояса. Ночью мне приснилось (или это было на самом деле?), что моя вагина истекает кровью. И поэтому я постоянно искала на себе какие-то повреждения или следы от них. Ничего не находилось.
Я выпила чашку крепкого кофе, что было для меня не совсем типично. Оделась теплее, и отправилась на учебу в самом прекрасном расположении духа, который я только могла себе представить. Ничто не могло испортить моего бодрого настроения, и поэтому я была готова к новому этапу позитивизма в своей жизни. Я была готова общаться со знакомыми подругами, и со всеми остальными, открывая двери в свое сердце всем, кто пожелает со мной заговорить. Мне больше не хотелось выглядеть строгой букой, какой я по обыкновению являлась. Пусть не для всех, но для многих.
На входе в учебный корпус я пересеклась с Айдыном, который стоял на входе, общаясь с кем-то мне незнакомым. Он сразу замолк, когда обратил на меня внимание. Он ничего не говорил, только пристально смотрел на меня.
Конечно, он тогда уже все знал. Он ждал моих первых внутренних изменений. И он был вознагражден: он увидел их, сразу.
Я никогда так искренне ему не улыбалась, и никогда, особенно за последнее время, не стремилась быть с ним особенно приветливой. В основном, эту функцию брал на себя Кирилл. А вот теперь я улыбнулась ему и поприветствовала так, словно несла в себе свет новой звезды.
Он даже обомлел, и не смог ничего ответить. Меня это повеселило, и я быстренько забежала в двери, которые открыл для меня кто-то из первокурсников мужского пола.
Я была обольстительна. Я была неотразима. Я чувствовала себя счастливой.
Так продолжалось до того момента, пока не появился Кирилл. Определенно, злость вернулась ко мне. Я не была рада его видеть. Просто прошла мимо с максимально недовольным видом, не подходя к нему ни на шаг. Было абсолютно ясно, что он был этим расстроен. И, что еще важнее, – мне доставило это дикое удовольствие.
Так начался мой период садистских всплесков, от которых я получала наслаждение совершенно иного порядка, вряд ли сравнимого с чем-то еще. Я освобождала себя от какой-то страшной энергии, таившейся внутри меня. Нечто темное, копящееся раньше во мне временами, и выходящее только совсем понемногу, но не до конца, до допустимо безопасного уровня.
Теперь же этой энергии стало во мне настолько много, что она умножилась в несколько раз. Я была носителем чего-то страшного, необузданного, совершенно неконтролируемого. Причем я понимала, что эта энергия всегда была во мне, как в женщине. Она собиралась, когда я видела мир таким, каков он есть; таким, каким его не способен увидеть мужчина. Она собиралась во мне, когда тьма поглощала мой разум, и я не чувствовала поддержки вокруг себя. Мое высокомерие. Мое недовольство. Дно высушенного колодца…
Я помню, как я впервые избила его. Дома, в прихожей. На самом деле я ничего подобного не планировала. Но что-то внутри меня знало заранее, что это произойдет. Что я выпущу злость наружу. Что я специально прижала его к стене, чтобы воспользоваться его телом, как грушей для битья. Вымещать свою злобу на любимом человеке – что может быть прекрасней? Самое глубокое удовлетворение. Самый чистый кайф для женщины, знающей серьезное оскорбление со стороны своего мужчины.
Мне казалось тогда, что только он и был виноват во всем. Что он мог остановить той ночью это безумие с ожившим демоном в отражении над нашей постелью. Ведь он мужчина! Почему он не боролся, а просто зажмурил свои глазки и спрятался? Почему он это сделал? Будь он сильным, мне бы не пришлось разделяться надвое, и чувствовать себя какой-то одержимой стервой, попеременно превращающейся из обычной девушки в демоническое существо.
Да, тогда я так думала. И была уверена в своей правоте. Хотя и старалась скрыть это. Я пугалась своих мыслей, я боялась самой себя.
Я всегда делала вид, что ничего не помню. Не помню, как я избила его. И как потом проткнула его ладонь ножом. Я вынуждена была стать актрисой, играющей роль запутавшейся дурочки, которая не понимает, что происходит с ней, и вокруг нее… Хотя, о чем я говорю? Я и так этого не понимала…
Я помню, как со мной разговаривали стены, как они говорили со мной нечеловеческим языком. Какими-то неразборчивыми полушепотами, полутонами, сигналами. Но я слышала приказы, точно понимая, что и как мне нужно делать. Я думала, мне это снится. Думала, что я сама себе это придумываю. Ведь такого не могло быть. Иначе, я бы могла считаться сумасшедшей.
Они говорили со мной, когда я желала хотя бы немного обуздать свое сексуальное желание, и когда я испытывала страшную злость на Кирилла. Они говорили, когда я снова и снова старалась вернуться к той себе, какую я всегда знала, и какой хотела быть снова. Они говорили со мной через меня же саму, дабы мне казалось, что это голос моего разума, или энергия, которую я никак не могу контролировать в самой себе. Они раздавливали мою волю… Если бы это происходило постоянно, думаю, вполне можно было бы завести речи о вмешательстве психиатрии…
Теперь я понимаю, что Кирилл тоже испытывал это давление. Что стены уничтожали его бдительность, его мужское стремление защитить свою женщину, свой с ней союз. Они высасывали из него силы и заставляли быть заторможенным и проявлять безразличие.
Я помню, как проткнула его ладонь огромным острым ножом, и испытала от этого удовольствие, которое не сравнится даже с многократным оргазмом. После этого он пропал почти до конца дня.
А я была вынуждена остаться одна. Со своей неутихающей злостью, и с постоянными подозрениями на беременность.
К тому моменту мне уже надоело сомневаться (сомневалась я долго). У меня была задержка с месячными, и даже самой последней дурочке было бы ясно, что пора делать чертов тест. Поэтому, не раздумывая, я
