Западноевропейская поэзия XХ века - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ОРИЕНТИРЫ
(Фрагменты)
«И вы, Моря, во снах читавшие безбрежных…»
Перевод В. Козового
И вы, Моря, во снах читавшие безбрежных, оставите ль вы нас однажды вечером подрострами Столицы, средь гроздьев бронзовых и камня площадей?
Вся ширь, о сонмище, уже внимает нам на этом склоне беззакатной эры: зеленоенеобозримо, как на заре восток творенья, — Море,
На праздничных своих ступенях, как ода каменная, — Море; канун и праздник занашей гранью, раскат и праздник с твореньем вровень: в самом преддверье нашем —Море, как откровение небес…
Могильное дыханье розы уже не будет виться у гробницы; живое, не сокроет впальмах мгновение души своей нездешней… О горечь, след твой испарился на нашихтрепетных устах.Я видел, как в огнях широт великое смеялось ликованье: снов наших праздничноеМоре, как пасха восходящих трав и словно празднуемый праздник;Все Море в праздничных пределах, под соколиной стаей белых облаков, — как чье-товольное угодье, и неделимое владенье, и как поместье диких трав, разыгранное вкости…
Испей, о бриз, мое именованье! И пусть звезда моя прольется в зрачков безмерныхокоем!.. И дротики Полудня у радости трепещут на пороге. И барабаны безднысмолкают, уступая флейтам света. И Океан, со всех сторон, свергая тяжестьмертвых роз,На наших гипсовых террасах возносит голову Тетрарха[222]!
* * *«…Бесконечность обличий, расточительность ритмов…»
Перевод М. Ваксмахера
…Бесконечность обличий, расточительность ритмов… Но ритуала пора настает —пора сопряжения Хора с благородною поступью строф.Благодарно вплетается Хор в движенье державное Оды. И опять песнопенье в честьМоря.Снова Певец обращает лицо к протяженности Вод. Неоглядное Море лежит перед ним вискрящихся складках,Туникою бога лежит, когда расправляют любовно ее в святилище девичьи руки,Сетью общины рыбацкой лежит, когда расстилают ее по прибрежным отлогим холмам,поросшим нещедрой травою, дочери рыбаков.И, петля за петлей, бегут, повторяясь на зыбком холсте, золотые узоры просодии —это Море само, это Море поет на странице языческим речитативом:
«…Море Маммоны, Море Ваала, Море безветрия и Море шквала, Море всех в миреширот и прозваний, Море, тревожность предначертаний, Море, загадочное прорицанье, Море, таинственное молчанье, и многоречивость, и красноречивость, и древних сказаний неистощимость!
Качаясь, как в зыбке, в тебе, зыбучем, взываем к тебе, неизбывное Море! — изменчиво-мерное в своих ипостасях, неизменно-безмерное в ценности гулкой;многоликость единого, тождество разного, верность в коварстве, в дружбепредательство, прилив и отлив, терпеливость и гнев, непреложность и ложь, ибезбрежность, и нежность, прилив и отлив — взрыв!..
О Море, медлительная молниеносность, о лик, весь исхлестанный странным сверканьем! Зерцало изменчивых сновидений, томленье по ласкам заморского моря!Открытая рана во чреве земном— таинственный след неземного вторженья; сегодняшней ночи безмерная боль — и исцеление ночи грядущей; любовью омытыйжилища порог и кровавой резни богомерзкое место!
(О неминуемость, неотвратимость, о чреватое бедами грозное зарево, влекущее властно в края непокорства; о неподвластная разуму страсть — подобный влечению к женам чужим, порыв, устремленный в манящие дали… Царство Титанов и время Титанов, час предпоследний, а следом последний, а вслед за последним еще один, вечно — в блеске молнии — длящийся час!)
О многомерная противоречивость, источник раздоров, пристанище ласки, умеренность, вздорность, неистовство, благостность, законопослушность, свирепаяярость, разумность, и бред, и еще — о, еще ты какое, скажи нам, поведай, о непредсказуемое!
Бесплотное ты и до дрожи реальное, непримиримое, неприру-чимое, неодолимое, необоримое, необитаемое и обжитое, и еще и еще ты какое, скажи, несказанное! Неуловимое, непостижимое, непререкаемое, безупречное, а еще ты такое, каким тыпред нами предстало сейчас, — о простодушие Солнцестояния, о Море, волшебныйнапиток Волхвов!..»
ПЬЕР-ЖАН ЖУВ
Пьер-Жан Жув (1887–1976). — Раннее творчество Жува, отмеченное влиянием Ромена Роллана, полно пацифистских мотивов («Поэмы против великого преступления», 1916; «Пляска смерти», 1917). Позднее он обратился к психоанализу и католицизму (романы «Пустынный мир», 1927; «Геката», 1928; сб. стихов «Таинственные бракосочетания», 1924; «Небесная материя», 1925). Самый яркий и трагичный сборник Жува, созданный между двумя войнами, «Кровавый пот» (1933), отражает попытку «сошествия во ад» подсознания, стремление «добраться до самых корней бытия и отыскать среди них лик бога». В годы войны, эмигрировав в Женеву, Жув становится одним из духовных вождей французского Сопротивления. Напряженным гражданским пафосом пронизаны его стихи «Парижская богоматерь» (1944) и эссе «Защита и прославление» (1943). Из послевоенных сборников наиболее значительны «Гимн» (1947); «Диадема» (1949); «Язык» (1952).
КУСКУ ТКАНИ[223]
Перевод А. Эфрон
Тебя я вижу вновь натянутым, как парус,Широкий щедрый шелк без складок и морщин, —Три яруса твоих, и каждый ярус — ярость:Сладчайшее из чувств, глубокое, как гимн.
Взывавший к сердцу цвет был красным, — нет, вернее,Увядшим розовым — не розы лепестком,А несколько иным — тоскливей, лиловее,Таким, как сквозь века загубленная кровь
Марата. Белый цвел чуть видной желтизной,Патиной времени с поверхности картиныИ смерти кротостьюЗакатной полосы смягчал багряный зной.
А синий жёсток был, как очи высоты,Как непроглядность сфер, в плену держащих бога…О, беспощадный цвет вдоль древка боевого,О, неба синева бездонной чистоты!
Но главным был Глагол: тысячеустым словомРоптала и звала, напутствовала ткань,Поникшему в борьбе приказывала — встань!Шептала, как любовь, как злоба, проклинала.
Из золоченых букв, своим смущенных блеском,Ковался лемех слов, которым власть данаВздымать пласты земли, — и содрогалась жалостьОт боли, что земля претерпевать должна.
И в выкриках мужчин, и в лепете детей —Ты, огненный Глагол, начало всех Историй,Сжигающий дотла оплоты и устои,Чтоб прах развеять их над ржавчиной цепей.
Честь, выполнив свой долг, попрала муки, страхи.Великих жертв призыв, пронизывая твердь,Взмывает с алтаря кровавой, липкой плахи,И знамя говорит: Свобода или Смерть.
УГАСШИХ СОЛНЦ ОГОНЬ…
Перевод Н. Стрижевской
Угасших солнц огонь — сиянье вечных слов,И фраза прозвучит примерно так: экстазПоющей почвы, крон деревьев, деревень,Свисающих с перил балконов и террас;Долины вдалеке, лед на вершинах гор;О красота земли, уже близка пораКончины, вновь горит безжалостный костерОсенний в вышине и опаляет луг.В истоме сжала холм в объятиях жара,И дню невыносим убогий вид лачуг,В тени каштанов честь уснула вечным сном,И унесешь в душе, покинув этот край,Груз рухнувших надежд и гнет безумных чувств.
КОРОЛЕВА НОЧИ
Перевод Н. Стрижевской
Во мраке душных зал и в коридоров тьмеГде кажется со стен обитых красной тканьюНисходит на постель разгула смутный страхЯ знаю облик твой глаза и забытьеЯ знаю королев ночей и сновиденийЯ знаю душу цвет твоих румян ужимкиБездушие души тяжелый сердца стукТвое дыханье стон твой шепот и кольеТвоих поддельных ласк способных осквернятьТвой чистый поцелуй в грязи в любой дыреТвой неподвижный труп невинный и беспечныйБледнеющий ещеМолочною рекой в которой молоко на солнце высыхает.
* * *«Дай сумраку гробниц и монастырской кельи…»