Западноевропейская поэзия XХ века - Антология

ОЛЕНЬ

Перевод Бенедикта Лившица

Только трону я коробкуИз сосны высокоствольной,Как застынет в чаще леса,Глядя на меня, олень.

Отвернись, олень прелестный,Продолжай свой путь безвестный:В темной жизни человекаНе поймешь ты ничего.

Друг мой нежный, друг мой робкий,Чем могу тебе помочь,Через щель моей коробкиУстремляя взоры в ночь?

Просекой твои зеницыВ глубь вселенной залегли.Тонкие твои копытца —Целомудрие земли.

В день, когда морозы злыеНебо льдом скуют, как пруд,Все олени побегутИз одних миров в другие.

«Ночное чудище, лоснящееся мраком…»

Перевод Э. Линецкой

Ночное чудище, лоснящееся мраком,Прекрасный зверь в росе других галактик,Ты кажешь морду мне, протягиваешь лапуИ недоверчиво отдергиваешь вновь.Но почему? Я друг твоих движений темныхИ проникаю в глубь клубящегося меха,И разве я не твой собрат по мракуЗдесь, в этом мире, где, захожий странник,Держу стихи перед собой, как щит?Поверь, тоска молчания понятнаНетерпеливому, заждавшемуся сердцу,Что в двери смерти горестно стучит.Услышав робкие удары в стенку,Смерть перебоями его предупреждает:— Но ты — из мира, где боятся умереть. —Глаза в глаза вперив, неслышно пятясь,В бестрепетную мглу ушло, исчезло…И небо вызвездилось, как всегда.

«Вдали мой слышать зов научишься ли ты?..»

Перевод Ю. Денисова

Вдали мой слышать зов научишься ли ты?Не слух склонить к земле — склониться сердцем надо!Чтобы прийти ко мне, найди в себе мосты!Я жду, я от дорог не отрываю взгляда.

Пусть разделяют нас Атлантики просторы,Пустыни, и леса, и цепи диких гор, —Расступятся леса, равниной станут горы,Лишь в сторону мою ты обратишь свой взор!

ГОРОД ЗВЕРЕЙ

Перевод В. Козового

Открылась дверь, вошли олени.Но где такое может быть?Вдали от наших поселений,Куда опасно нам ходить.

Там город, где полно зверья,Где человека нет в заводе.Горят во тьме, стадами бродятТам когти, шерсть и чешуя.

Подальше лучше нам держаться,Ведь звери в нас самих таятся:Сурок, акула, муравьедВсе разом тянутся на свет.

Не то гляди, уйдем оттудаС клыком моржа, с горбом верблюдаИль с длинным хоботом слона,Которому река нужна.

Душа померкнет в тот же час,И тело в шкуре вмиг забьется,И гибель человека в насВсю жизнь оплакивать придется.

«В лесу, где время замерло…»

Перевод В. Козового

В лесу, где время замерло,Огромный рубят ствол.Зияющей колоннойНад бездыханной кронойПустой дрожит провал.

Кружите, вейтесь, птицы,Ищите гнезд следыВ воспоминанье стройномИ ропоте беды.

ПАРИЖ

Перевод М. Ваксмахера

Париж, открытый город,Твоя душа живая,Томясь, исходит кровью,Как рана ножевая.

И стук чужих шаговТревожит наши стены,И на мерцанье СеныГлядят глаза врагов.

Как будто в яме черной,Под окрики штыка,Струится удрученноФранцузская река.

Века французской славы,Отлитые в гранит,Ваш облик величавыйВеликий гнев таит.

Нависшая над вамиНевыносима тень —И гаснет ваше пламя,И меркнет ясный день,

И льется с неба мрак.Ведь было бы изменойСтруить лазурь над Сеной,Когда в Париже враг.

НОЧЬ

Перевод Ю. Денисова

Когда хочу, чтоб сон меня преобразил,Но прежним остаюсь, опять без сна, без сил,Без слова жалобы, без жизни в теле старом,И мозг сожжен дотла невидимым пожаром,Тогда посмертный «Я», меня ввергая в дрожь,Твердит: «Как медленно и долго ты живешь!Что держит здесь тебя? Чего ты ждешь от жизни,Когда разбиты мы и тяжело отчизне?»Молчу, но он во мне, а я хочу одинИсчезнуть, скрыться там, в неведомой Пальмире!В себе душу того, кто всех угрюмей в мире,И погружаюсь в ночь, ее ничтожный сын.

ФРАНЦИЯ ВДАЛИ

Перевод Ю. Денисова

Ищу страну родную,Тяну к ней руки жадно.В пустыне неогляднойИщу ее, тоскуя.

На ощупь, тень живая,Иду в простор устало,Поляну узнавая,Где мне роса сверкала.

Меня вела печальТуда тропой былою,Где серебрилась дальПрозрачною росою.

Ласкал я наши горыИ рек родных излуки,Всей Франции коснутьсяМои стремились руки.

С чужбины блудным сыномВернуться морем бурным,Узреть народ единымВ венце небес лазурном!

Мой край! Ты молчалив.Поведай, что с тобою!Но глохнет мой призывПод тучей грозовою.

Там, в зеркале страныВ шестиугольной рамеШли долгими векамиВеликие сыны.

Но как могло случиться,Что в зеркале столетийВозникли в сером светеВрагов угрюмых лица?!

ЗАБЫВЧИВАЯ ПАМЯТЬ

(Из цикла)

Перевод Ю. Денисова

Когда уходят все, возможно ль возвратиться?Когда забыто все, к чему нам розы цвет?Сто улетевших птиц нам не заменят птицы,Сидящей на плече. Тьма не заменит свет.

Пускай моей щеки коснутся ваши щеки!Не бойтесь развернуть своей души крыла,Чтоб вместе с памятью проснулся мир далекий,Чтоб возвращенная земля для нас цвела!

Вновь древом станет дуб, а тьма — родной равниной,Увидим берега любимых с детства рек,И встанет прошлое из этой тьмы пустынной

Для всех поверивших, что изгнаны навек…О темная сестра! О память! Лик твой смутныйПускай предстанет мне хоть грезою минутной!

К ПТИЦАМ

Перевод Ю. Денисова

Частицы радуги, живые огоньки,Каракара, сапсан, каранчо, ару, гокко[218],Развейте, разметав, рассейте сон, жестокоВцепившийся в мои духовные зрачки!

Ведь это вы, вьюрки? Ведь это вы, тинаму?Взволнуйте крыльями, предвестники побед,Оцепенение, отринувшее свет,Меня в апатию влекущее упрямо!

Я так хочу разбить времен застойных гладь!Пусть небеса бурлят в неистовых полетахМильонов ласточек, крикливых, желторотых!Свободу я зову и духа благодать!

Я заскорузлые хочу разбить печали!Хочу, чтоб стаи птиц на зов слетелись мойИ, взвившись в небеса, мне радостью цветнойСквозь облачность души, как солнце, просияли!

ФРАНСИС КАРКО

Франсис Карко (наст. имя — Франсуа Каркопино-Тюзоли; 1886–1958). — Родился в Новой Каледонии, в семье колониального служащего. В 1910 г. обосновался на Монмартре, среди поэтов и живописцев; воспоминаниям об этой поре посвятил ряд эссе. В 1912 г. примкнул к школе «фантазистов», определившей его тогдашнюю поэтическую манеру: сплав старофранцузских песенных традиций с новшествами в духе Аполлинера, саркастического лиризма Вийона с тончайшими интонациями Жерара де Нерваля («Богема моей души», 1912; «Кисло-сладкие песенки», 1913). В поздних сборниках («Маленькая сентиментальная сюита», 1936; «Иссякший источник», 1946) Карко более сдержан и просветлен; не повышая голоса и делая вид, будто речь идет о пустяках, он говорит о подлинных человеческих ценностях и глубоких чувствах.