Монах Ордена феникса - Александр Васильевич Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы что же, суки, деньги появились, так за самогон взялись? Вот ты, тварь, пьешь и гуляешь, вместо того, чтобы избу себе поправить?
– Голод людей морит, Ваша светлость, – закричал один из мужиков. Остальные, почуяв твердость в словах Альфонсо, молчали, уже не зная, как выпутаться из этой опасной ситуации. Люди, что волки –если почуяли в ком то слабость, так и будут его гнобить до самой смерти. Вот только слабости у Альфонсо не было- весь его альтруизм имел чисто прагматический характер (хоть он, конечно, и словов то таких не знал), и теперь его твердость и бесстрашие стало очевидным недалеким, но очень чутким к определению слабака в стае людям. Тем более, еще более- менее трезвым, в отличии от оратора, которого чуткости лишил самогон. Да и чувства края тоже.
– Последние кожаные сапоги доедаем! – мужик не останавливался, надрывая глотку, его даже полная, убийственная тишина не смутила. – Я тоже, может, графьем хочу быть, почему одним все, а другим ничего, а?! Все мы перед Богом равны, так почему кто-то ровнее, а?
– Ах ты гнида, – сказал Альфонсо. Он взял меч у первого попавшегося воина, твердым шагом направился к толпе, которая, повинуясь скорее инстинкту, чем реальным желанием драки, ощетинилась вилами и косами. На пол пути Альфонсо остановился: неосознанным движением давно похороненного внутри него пехотинца, который все же иногда проявлялся, он пощупал лезвие меча, вернулся обратно, кинул это оружие под ноги того, у кого его взял, взял меч у воеводы королевской стражи. И пока шел к бунтарям, которые от неожиданности и нетипичности ситуации вообще перестали соображать, что делать дальше, ему пришла в голову другая мысль. В каком то смысле, спасибо бунту.
– Бейте королевского прихвостня, да здравствует свобода от батрачества! – крикнул пьяный, вскинул вилы, как копье на турнире, и бросился на Альфонсо. Тот хотел эффектно срубить у мужика черенок вил и уронить на землю, но навык воина был немного подзабыт, он промахнулся, и получилось еще эффектней: с звонким звяканьем меч разрубил железку вил наискосок, оставив на ней два зуба. Мечи у королевской стражи были отменного качества. Мужик от удара упал, сверху на него упали обрезанные вилы.
– Повесить, – коротко приказал Альфонсо. И тут вулкан, неожиданно, даже для самого вулкана, проснулся:
– Твари!! Уроды!! Козлы!! У нас жрать нечего, я все что в замке было, продал, лишь вас, ублюдков, накормить, а вы так мне отплатили, да!??
Меч, повинуясь траектории сильных взмахов, начал быстро ударять в визгнувшую толпу: и прежде чем она развалилась, спасаясь бегством, он успел раскроить две головы, разрубить пополам лопату, отрубить две руки и разрубить одного крестьянина пополам.
– Сволочи!! – метался Альфонсо в фонтанах кровавых брызг, почти ослепший от ярости и крови. Несколько женщин кинулись ему в ноги, умоляя пощадить мужей, но едва первая коснулась его сапога, как развернувшись, Альфонсо стеганул мечом по увенчанной русой косой голове, и та полетела в поле, все еще причитая в полете и моля о милосердии. Альфонсо посмотрел на срез отрубленной шеи – на красное мясо, на желтую косточку позвоночника, на бьющий ключом кровавый ручей из аорты, на осиротевших за один миг двух детишек, стоявших поодаль совершенно молча, и захрипел:
– Всем бунтарям по пятьдесят палок. Не убивать. И еще раз увижу хоть одного пьяного, либо, с самогоном в руках, да даже если просто рядом с ним стоит – прикажу повесить. За изготовление самогона – повесить всю семью.
Впоследствии, конечно, он изменил закон, разрешив пить только строго по выходным, иначе чего теперь, весь Эгибетуз что ли вешать?
– Так с ними и надо, Ваша светлость, – бесновался Муслим в полном восторге, – эти смерды кроме как силы ничего не понимают. Бить их, как собак, только так они спокойны и довольны жизнью.
Несмотря на всю неприязнь к Муслиму, Альфонсо был с ним согласен, во всяком случае, сейчас. Так бы все и кончилось благополучно, если бы губернатор не решил прогнуться и не пригласил Альфонсо на обед и баньку с девками, а тот, желая скорее смыть с себя холопскую кровь, согласился.
Роскошь особняка Муслима поразила Альфонсо. Губернатор показывал ее с гордостью, ничего не подозревая, не замечая хмурого взгляда новоиспеченного герцога, который становился все мрачнее и мрачнее, по мере того, как Муслим становился все веселее, показывая новые и новые драгоценности. Альфонсо же вспоминал свой пустой замок, голые, каменные стены, при взгляде на которые, было холодно даже летом, как отправил всех слуг по деревням, оставив одну служанку, которой не под силу было вымыть сто три палаты даже за сто три года.
Обед был раскошен, приготовлен на славу и вкусен, и этим Муслим подписал себе приговор.
– Показывай погреба, – почти прорычал Альфонсо, утерев губы рукавом камзола, и губернатор заволновался. Он волновался все больше и больше, пока они с герцогом проходили мимо бесконечных рядов мешков с пшеницей, кое где подгнившей от времени, наваленными горами капусты, картошки, лука, ящиками с гречкой и перловкой. Это были огромные барханы еды, которая портилась, не съеденная, но все равно лежала. Ледник с огромными, длинными рядами свиных туш, лишил Альфонсо равновесия.
– То есть, пока все остальные голодают, у тебя тут мясо тухнет? – спросил он губернатора.
– Да слушайте больше смердов, Ваша светлость, они только и знают, что ноют и…
– А вот ты и узнаешь, ноют они, или вправду помирают с голоду…
– Не понял, Ваша светлость…
– Теперь ты не губернатор. Теперь ты холоп, паскуда, и с завтрашнего дня будешь жить в деревне, в избе, работать в поле и жрать то, что жрут все остальные.
– Как это? Что это?
– Будешь холопом, я тебе говорю…
Муслим потерялся. Долго он не мог найти слов, чтобы описать свои чувства, поскольку сам не мог в них разобраться. Это дурацкая шутка, и этого не может быть, вот две мысли, что крутились у него в голове, более –менее целые, остальные вообще не поддавались опознанию.
– Вы не имеете права, Ваша светлость, – наконец выдавил он из себя, – я граф, титул мне присуждал сам Его величество, и не Вам, простите за дерзость, его меня лишать…
– Стража, – крикнул Альфонсо, едва вылез из подвалов, – этого (палец указал на губернатора) в Кривное, поселить в избе, да следить, чтобы работал, как все остальные. Узнаю о поблажках, встанете с косой
