Западноевропейская поэзия XХ века - Антология

РАСТИТЕЛЬНОСТЬ

Дождь не просто образует линии связи между землей и небесами, существуют связи другого рода, они менее прерывисты и гораздо крепче сотканы, и даже ветер, который колышет эту ткань, не в состоянии ее унести. Если порой, в иное время года, и удается ему оторвать от нее какие-то лоскутки, чтобы закружить их в вихре, в конечном счете оказывается, что он ничего не развеял.Если вглядеться поближе, замечаешь, что ты — у одной из тысяч дверей в огромную лабораторию, которая вся ощетинилась гидравлическими аппаратами, куда более ложными, чем обычные дождевые колонны, и обладающими изначальным совершенством: реторты, и фильтры, и сифоны, и перегонные кубы одновременно.Эти аппараты встают на пути дождя, прежде чем он достигает земли. Они встречаютего множеством чаш, в огромном количестве расположенных на разных уровнях, набольшей или меньшей глубине, и дождь переливается из одних чаш в другие, и такдо самых нижних, откуда уже наконец орошается почва.Так они по-своему замедляют ливень и долго хранят его влажность и его благодатность для почвы — после исчезновения метеора. Только они одни обладают властью — заставить сверкнуть на солнце формы дождя, другими словами — выявить с точки зрения радости те основы, которые, будучи поняты слишком буквально, быстро окажутся в лапах печали. Любопытное ремесло, загадочные натуры.Они растут в высоту, по мере того как идет дождь, но с большей, чем он, размеренностью, с большей скромностью и, благодаря накопленной силе, даже тогда, когда дождь миновал. Наконец, можно найти еще воду в колбах, которые они образуют и несут с краснеющей любовью, — мы зовем эти колбы плодами.Такова, кажется, физическая функция этого своеобразного ковра, который обладает тремя измерениями и который получил наименование растительности из-за других своих свойств, в частности, из-за той жизни, которая его одушевляет. Но прежде всего мне хотелось бы вот что отметить: хотя способность осуществлять свой собственный синтез и возникать неожиданно там, где их и не просят (даже среди мостовых Сорбонны), роднит растительные аппараты с животными, то есть с бродягами всякого рода, тем не менее в разных местах они образуют прочную ткань, и эта ткань принадлежит мирозданию как одна из его основ.

АНРИ МИШО

Анри Мишо (род. в 1899 г.). — Уроженец Бельгии, поэт, живописец и музыкант, Мишо, несмотря на формальную верность сюрреализму, стоит во французской литературе XX в. особняком: его творчество не вмещается ни в какие рамки, не поддается никакой классификации. Меткие и точные наблюдения он приносит в жертву безудержной игре фантазии, а диковинные нравы и занятия своих героев, невообразимую флору и фауну вымышленных стран описывает с наукообразной дотошностью. Откровенное издевательство над скудоумием мещанина соседствует у него с добровольным отказом от здравого смысла, тонкая и умная ирония — со зловещим «черным юмором». Необычна и форма его сочинений, больше всего напоминающая раешник: то ритмизированная и оснащенная рифмами проза, то почти лишенный ритма и рифмы стих. Основные сборники: «Кем я был» (1927), «Мои владения» (1929), «Некий Плюм» (1930), «Ночь шевелится» (1934), «Лицом к засовам» (1954), «Великие испытания духа» (1966).

Стихи А. Мишо (в переводе В. Козового) вошли в сборник «Из современной французской поэзии», выпущенный в 1973 г. издательством «Прогресс».

ПЕЙЗАЖИ

Перевод В. Козового

Пейзажи мирные или унылые.Пейзажи странствия по жизни, а не виды поверхности земной.Пейзажи Времени, текущего лениво, почти недвижно, а порою будто вспять.Пейзажи лохмотьев, исхлестанных нервов, надсады.Пейзажи, чтоб прикрыть сквозные раны, сталь, вспышку, ело, эпоху, петлю на шее,мобилизацию.Пейзажи, чтобы крики заглушить.Пейзажи — как на голову натянутое одеяло.

НА ПУТИ К СМЕРТИ

Перевод В. Козового

На пути к смертиМоя мать повстречала громадный торос|Мать хотела шепнуть…Но было уж поздно;Громадный ватный торос.

Мать взглянула на нас — на меня и на брата — И заплакала.Мы сказали ей — совершенно нелепая ложь, —что мы всё хорошо понимаем.И она улыбнулась прелестной, совсем юной улыбкой,Улыбкой, в которой была она вся, —Такой милой улыбкой, почти шаловливой;Потом ее скрыла Тьма.

СТАРОСТЬ

Перевод В. Козового

Вечера! Вечера! Сколько их — за единое утро в отместку!Разбросанные островки, обломки, тающие угольки…Ложишься скопом в постель — распад неотвратимый!

Старость, старость, воспоминанья: арены тоски!Ненужные снасти, неспешная разборка!Итак, нас уже выпроваживают!Взашей! Взашей толкают!Свинец падения, туманы позади…И бледная струя несбывшегося Знания.

МОРЕ

Перевод М. Кудинова

Бесконечное море — вот что мне дорого, вот что я знаю.В двадцать два года я город покинул и стал моряком.На палубе, в трюме — повсюду кипела работа.Я был удивлен.Мне раньше казалось, что на кораблеТолько смотрят на море. Все время смотрят на море.Началась безработица, и моряки с кораблей уходили.Я тоже ушел.Ничего не сказал я: во мне было море и вечно вокруг меня море.Да! Но какое?На это мне было бы трудно ответить.

ЖАК ОДИБЕРТИ

Жак Одиберти (1899–1965). — Поэт, романист и драматург. Его жворчество, включающее в себя все богатство поэтических жанров — от филоеофеко-эпической поэмы до простой лирической песенки, — это неистощимый каскад ритмов, размеров, синтаксических и фонетических находок, фейерверк бесконечно разнообразных, но подчас лишенных глубины образов. Основные сборники: «Род людской» (1937), «Бочки семян» (1941), «Новое начало» (1942).

«Стена изогнута, как подсказала карта…»

Перевод Э. Ананиашвили

Cтeнa изогнута, как подсказала карта, —По замыслу Вобана[229] или Бонапарта.В ограде — замок, храм, дома и с двух сторонДве башни. С насыпи, врисованный, как в фон,В сияющую гладь марины[230] монотонной —В обманчивую синь над чашею бездонной,Наш город кажется мне золотой горой,И башни — символами мощи, а поройЛишь парой костылей существ не нашей стати…Одна ведет на штурм воинственные рати,Другая тихий звон в горячий полдень шлет,Вся — скованный порыв, окаменевший взлетВ зенит, за облака, в надмирное сверканье.Так рвется город вверх и вдаль — хоть в эти зданьяВнесли свой промысел и стряпчий и мясник…

Но как над башней зонт смоковницы возник?Родится новая смоковница из корня:Встает свечей побег, чем тоньше, тем упорней,А то от дерева отломанный сучокВ воде пробудится — и прорастает в срок.Как в этой вышине, на кладке затверделой,Заросшей известью, как бы заиндевелой,Веленью семени послушен, вырос стволДревесный — если б не верховный произвол,Что, естество поправ, позволил угнездитьсяНад валом, в воздухе, буддийской сребролицейБогине-дереву, шатер раскинуть свойВ легчайших облаках, сливаясь с синевой?

Под каждым камнем ключ, минувшего струенье.В обвале времени век — то же, что мгновенье,Но человек и стар и юн; ища себя,Он чтит прошедшее, свой образ в нем любя.Плита и два цветка на камне — контур тонкий —Воспоминанье о танцующем ребенке.Он пляшет. Он любим. Он мертв. Он утвержден —Плоть золотисто-хрупкая, Септентрион[231], —В воздушной вечности своей, бесплотный, нынеОрфея лирой и, быть может, благостынейТого, кто в храм пришел учить в двенадцать лет.

За валом, в слободе, ремесленникам вслед,Садовник, новых роз сортами увлеченный,Солдат, рыбак, чей друг-кормилец — вал соленый,Все — обитатели предместий и застав,Все, кто, от злобы и жестокости устав,От распрь и от вражды, вскипающих все снова,Скорбят о том, что мы не поняли простогоУрока, пленники железа, слов и числ, —Пяти исконных чувств забыли мудрый смысл.

Меж башен вписан храм. Он всех строений краше.На пламенеющем над хорами витраже,Весь в голубом, Христос парит превыше гор,И цвета риз его — в окне морской простор,К востоку — снежных Альп фантомы и миражи,Близ ангельских высот — зазубренные кряжи.Сбегает лестницей сапфирная гряда,Где в дремлющих лесах белеют города,И вспыхнет вдруг порой окошко — отблеск алый,Когда светило дня опустится усталоТуда, где к западу встал за Гарупой лес…

Так сходят горы из обители чудес,И в скатах всхолмленных запечатлелись игрыВершин — Памир, Кайраз, застывший в позе тигра,И, волей случая изваянный, гранитПорой надменное обличив хранит,Всей крутизной стремясь к Италии лазурнойЛетучим очерком всесовершенной урны…

РОБЕР ДЕСНОС