Избранное - Петер Вереш

Йожи, я тебе вот что скажу: жена должна либо на работу ходить, как муж, либо трудиться дома, возиться с ребятишками. Иначе все полетит к чертям. Все эти «барыни», которые сидят дома сложа руки, — мразь, бездельницы, им только подавай удовольствия, всякие забавы да удобства. На это у мужа никакого заработка не хватит, чтоб они провалились! А если теперь, когда работать обязаны все, иначе зубы на полку, — если и теперь женщина не желает ничего делать, то она та же барыня, хоть мы и говорим ей «товарищ». Не обижайся, ведь шила в мешке не утаишь! И, слышишь, надо воспитывать девочек построже. Нас у отца с матерью было восемь душ, из них пятеро — девочки. Как ты думаешь, что бы из них вышло, если бы мать не держала их в ежовых рукавицах? Бывало, заартачится, закапризничает которая-нибудь, а мать ей: «Будешь мать слушаться, такая-разэтакая, будешь ты у меня своевольничать?» Что ж, все до одной порядочными женщинами стали. Разлетелись по белу свету кто куда: одна здесь, в Пеште, живет, другая в Шаготаряне, третья даже в Америке, остальные дома, в деревне, но все они славные бабы. У всех дети, уж сколько у кого — не припомню, но ни одна не стала гулящей девкой. А были мы бедны, очень бедны. Ни земли, ничего, даже приданого-то не было ни у одной, только что на себе…

— Да, но теперь другая жизнь, товарищ Сабадош, — прервал его Йожи, — теперь иначе девушек воспитывают…

— Жизнь-то другая, это верно, она и должна быть другой, но все равно порядок нужен! Нельзя, чтобы каждый поступал так, как ему в его дурацкую голову взбредет, иначе что же будет с остальными? Женщина, на которую ты работаешь, должна к тебе приноравливаться, даже если ты и не учишь ее кулаком, как раньше было заведено.

Однако такой разговор не успокоил Йожи. Это была отжившая свой век мудрость. Что с нее толку в его теперешнем тяжелом положении? От частых визитов к Бенчикам для Йожи только и было проку, что он ближе познакомился с Розой Бенчик и Эржи Сабадош.

14

Жизнь Майорошей теперь и вовсе пошла вкривь и вкось. Ибойка с диким упрямством вела свою линию — «этот деревенский чурбан не сделает из меня наседку!» — и назло мужу продолжала дружить с Иликой и прочими. Вместе с ними она убивала время в кондитерских и кафе, ибо кофейный яд — кстати сказать, довольно дорогое удовольствие — не только бодрит людей, утомленных умственным трудом, но и взвинчивает нервы скучающих, опустошенных субъектов. Между прочим, длинноволосый брюнет за последнее время что-то слишком уж увивался вокруг Ибойки, видимо, собираясь заменить ею надоевшую ему Чепику, которая сделалась вдруг «скучной, наглой, стареющей падалью». Это для всей компании пахло скандалом. Но пока запасы злости только накапливались, а что может быть интереснее зрелища, когда две самки дерутся из-за самца:? У остальных членов компании от возбуждения глаза горели: которой он достанется? А Йожи молча, но упорно отказывался ходить с женой в кино и в театры, хотя на заводе ему нередко давали льготные или бесплатные билеты. Нет, нет, пусть Ибойка идет со своими подружками. А те уж, конечно, не упустят случая, ведь вся их жизненная программа состоит из одних развлечений! «У моей жены не должно быть ни ухажеров, ни обожателей, иначе пускай ее забирают и сажают себе на шею», — так рассуждал Йожи. Его «заурядный» ум решительно не мог вместить оставшийся нам в наследство от господ обычай ухаживать за чужими женами.

Теперь они разговаривали редко, лишь когда это было необходимо. Иной несчастливый муж, глядя на Ибойку, мог бы подумать: «Ну, в таком дородном теле, по крайней мере, хоть истерии нет». Но он жестоко бы ошибся: истеричность в сочетании с глупостью бесит, пожалуй, куда сильнее, чем крапивные уколы «интеллигентных» жен. Нет, с такой уж лучше не заговаривать!

Выходило так, что наши супруги свободно могли бы жить врозь, как очень многие в этом огромном каменном городе. Вот только с квартирой вопрос крайне сложный. Если вельможи и богатые буржуа, чтобы сохранить видимость благополучной семейной жизни, могли отводить надоевшим женам половину дома, крыло дворца или даже целый замок, а для любовниц создавать то же самое в другом месте, то что мог сделать будапештский рабочий, у которого лишь маленькое гнездышко из двух комнат, да и то лишь потому, что он стахановец и молодожен? Как жить человеку в таком крохотном закуте, чтобы не видеть своей невыносимой «половины» и устоять против соблазна, столь сильного в рассветные часы? И даже если бы это удалось, как избегнуть встреч над детской кроваткой? Ведь оба они — она по привычке, он как любящий отец — вспомнят перед сном: «Надо бы взглянуть, хорошо ли спит Эвика, не сбросила ли одеяло?» Или на заре ребенок вдруг заплачет и вскрикнет, увидав во сне что-то страшное и проснувшись в испуге. Разве Йожи может не подойти к дочке, да и Ибойка тоже (если, конечно, проснется), ведь она все-таки любит Эвику по-своему, особенно когда она одна и когда ее не подстегивают подружки и соблазны улицы; кроме того, пусть этот «деревенский чурбан» не говорит потом (а ведь он так и скажет), что не мать, а он заботится о ребенке и укрывает его по ночам. Ведь он способен баюкать и одевать дочку, даже когда она вырастет!

Днем избегнуть встреч нетрудно. Йожи и теперь, придя с работы, частенько заставал квартиру пустой — дочка была в детском саду, а Ибойка слонялась где-то по городу. Она уже не считала нужным даже приготовить ему обед: пусть обедает в заводской столовой, другие же питаются там.

— Все равно на него не угодишь, он всегда только и хвалит что галушки своей мамаши, — отмахивалась Ибойка.

Йожи не находил себе места в пустой квартире, в этом хаосе не хотелось даже присесть, а тем более что-нибудь почитать. Думать тоже не думалось — мысли упорно возвращались к одному: «Господи, что же мне делать с этой женщиной?» Тогда он шел в детский сад за девочкой, брал ее за руку и вел, но не домой, а к Бенчикам, к этим единственным в огромном городе людям, у которых он хоть немного чувствовал себя дома.

Одно время после свадьбы, поглощенный своим счастьем, Йожи стал реже навещать Бенчиков. Была и еще причина: острым чутьем бедняка, которое иным кажется почти загадочным, Йожи понял тогда, что Бенчики далеко не в таком восторге от Ибойки, как он сам.