Избранное - Петер Вереш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он тут же вступал в спор со своими вывезенными из деревни «принципами» и предрассудками, а также со своей натурой семьянина. Моральный закон еще не был им сформулирован, и именно поэтому ему трудно было в нем разобраться. Он уже знал, хотя и не слишком много размышлял над этим, что с годами у многих-многих людей остывает супружеская любовь, но в большинстве случаев они остаются вместе и живут так до самой смерти. Ибо если супруги видят друг в друге человека, то в совместном труде, в общих заботах о семье и воспитании детей они могут идти рука об руку сквозь длинную вереницу переменчивых дней, могут воспитать если не хорошо, то, по крайней мере, сносно, своих детей. Кто знает, стоит ли расставаться, если с другой женщиной — или с другим мужчиной — их, быть может, ожидает такая же судьба? Но с этой?.. «Разве могут быть у меня с этой женщиной общие заботы?» — думал Йожи.
Разве ее хоть сколько-нибудь интересует то, что я делаю? Разве ее беспокоит, что из-за нее я начал даже отставать на заводе, — ведь у меня сейчас решительно ни к чему нет ни охоты, ни терпения? Нет, ее интересует только одно — деньги, сколько я принесу их домой и не больше ли, чем в прошлый раз, потому что ей всегда мало!
А я? Разве может меня интересовать все то, что ее занимает? Всякие Илики, Чепики, долгогривые брюнеты или то, что этот завитой пижон собирается бросить Илику? Нет! С этим надо покончить — это не жизнь, это ад!
А между тем месяцы шли за месяцами, сумрачные и безрадостные. Йожи действительно начал отставать на работе, его угнетала навязчивая мысль, та самая, которая в пору их знакомства наполняла его радостью и счастьем: «Неужели с этой женщиной я проживу всю жизнь?» И все-таки он долгое время не мог примириться с мыслью о разрыве; ведь когда он женился, то верил, что это уж на всю жизнь, что он навсегда снял с себя эту заботу, а теперь, выходит, нужно начинать все сначала: он снова без дома, без семьи, только уже не молодой холостяк, а разведенный муж…
Йожи нередко думал и о том, что для партии все это тоже небезразлично, — ведь партия требует от своих членов порядочности в семейной жизни. А вот у него вся жизнь пошла шиворот-навыворот, не то что у других рабочих-коммунистов, и это было так стыдно! Разве ему поверят, что не он здесь виноват? Ведь в таких случаях всегда говорят: коли стряслась беда — виноваты оба! Ведь коснись неурядиц в семейной жизни, всякий ответит мудрой, старинной поговоркой: «Э, милок, дыма без огня не бывает!» Но кому известно, что здесь речь идет совсем о другом? Само собой разумеется, мужчина не должен эксплуатировать женщину, но разве это значит, что женщина может эксплуатировать мужчину? Ведь эта «дама» присосалась к его шее, как пиявка!
Не удивительно, что у Йожи не ладилось дело и на заводе — он был так захвачен своими мыслями, что нет-нет да и остановится во время работы: «Вот чертова кукла! Вышвырну вон!»
А то рисовалась ему иная картина: он возьмет ее за руку, посмотрит в глаза и скажет: «Ну, милая женушка, вот бог, а вот порог, хватит с меня семейного счастья!» Без крика, без ругани, вежливо откроет дверь: скатертью дорожка. «Ступай к отцу с матерью, и пускай они делают с тобой что хотят, воспитывают или переделывают заново, мне какое дело! Хоть за другого выдают, мне все равно, можешь осчастливить кого угодно, только меня избавь от этого ярма. Пускай попробуют другие!»
Но все это, разумеется, только больные мечты, которыми он дурманил себя. А в действительности все было гораздо труднее: стоило ему подумать о разрыве, как являлись толпой сотни вопросов, и каждый из них был неразрешим.
* * *
Писателю трудно закончить эту историю, ведь ее, наверное, уже закончил сам читатель, и рассказывать дальше — значит лишь попусту тратить слова. Жить вместе было для них уже невозможно, но невозможным казался и разрыв. Куда идти? У Ибойки были родители, хотя они и ютились в комнате привратника, но у Йожи и этого нет, нет ничего!
Впрочем, родительский кров теперь совсем не привлекал Ибойку. Она привыкла к самостоятельной жизни замужней женщины, и возвратиться опять под власть тирана-отца для нее было бы ужасно. Да и куда она денет свою мебель, свои шкафы, битком набитые платьями и уймой всякой дребедени? Кроме того, она знала — благо ее просветили подружки, — что квартира в Будапеште — сущий клад. Это лучшее приданое — дороже, чем участок земли в деревне! «За такую квартиру нынче берут в жены даже старых уродок, милочка, а о такой красивой молодой женщине, как ты, нечего и говорить!» У нее хватило ума, чтобы понять это. Сообразила она также (на это подбивали ее и приятельницы), что ей непременно надо выжить из квартиры Йожи, но так, чтобы и в дальнейшем пользоваться плодами того, что в свое время она вышла замуж за стахановца.
А Йожи просто не знал, что придумать. Идти к Бенчикам, возвращаться к прежнему житью-бытью на диванчике в кухне, пока не найдет себе комнатушку? Теперь и это не очень-то легко. Но если даже так, куда он денет дочь? Он не оставит Эвику ни за что на свете, ведь, как только он уйдет, его квартира превратится в притон для приятельниц и приятелей Ибойки! Нет, это невозможно!
Эти муки и сомнения тянулись долго, месяцами. Развязка, как всегда, наступила неожиданно.
Однажды вечером Йожи, возвращаясь с работы, встретил компанию Ибойки на лестничной площадке у своих дверей. Там были не только Илика с Чепикой, но и долгогривый брюнет, и пижончик со своим перманентом. По-видимому, они так заболтались или заигрались в карты, что позабыли вовремя убраться. Ибойка даже не успела проветрить после них квартиру.
В душе Йожи, как всегда при виде этих людей, вспыхнула ярость, и он ворвался в комнату вне себя.
— Сколько раз тебе говорить, чтобы этих типов в моей квартире и духу не было? — накинулся он на Ибойку.
Ибойка заранее приготовилась к схватке, она только и ждала,
