Смешно или страшно - Кирилл Круганский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше двух лет прошло с лифта. Ромка, который так любил офис, его семейные порядки, давно уволился. Он работал теперь на дому, перебиваясь случайными заработками. Его кидало с квартиры на квартиру, из района в район. То лифт был чересчур похож на тот, то кто-нибудь из соседей носил такую же куртку, как и сумасшедший насильник. В этих случаях Ромка не выдерживал, собирал вещи и переезжал.
Жена, конечно, простилась с ним, оставила, как выпитый стаканчик из-под кофе. Это сравнение придумал Ромка, и оно ему нравилось. Отец тоже охладел к сыну: у него был запасной младший, еще никем не надкушенный, и он решил вложиться в него. Только мать изредка писала Ромке печальные сообщения, начинавшиеся в основном с “Зачем? Зачем ты это позволил?”, как будто Ромка сам определил себе такую карьеру. Поначалу он еще отвечал, но вскоре ─ бросил.
О насильнике, Леониде, он ничего больше не слышал. Тогда судебная комиссия определила его в клинику. Ромка страшился суда, но Леонид выглядел скорее грустным, чем воодушевленным. Он не выкрикивал угроз, не делал никаких жестов. После суда Ромка впервые в жизни купил бутылку водки. Сейчас она уже сменила вместе с ним несколько квартир.
Целыми днями просиживал он дома, ел мало, чтобы реже ходить в магазин. Комнаты мельчали и от квартиры к квартире становились все проще и обнаженнее. Бывало, что по утрам Ромка просыпался и, не вставая с дивана, думал: “Опять. Опять очередной день. К чему он? Что я буду делать? Почищу зубы, это да. Умоюсь, не нагибаясь к раковине. Съем ненавистное яйцо вкрутую. Соль кончилась три дня назад. Три дня я не выходил.
Работы нет. Можно просто лежать и смотреть на стену. Стена ─ друг, стена не выебет. А если навалятся все четыре?” На этом месте он подпрыгивал от ужаса и бежал в ванную.
Где-то он нашел, что нужно читать вслух. Вроде бы затруднительно тогда думать о чем-то другом, кроме написанного. Ромка понимал, что читать нужно детское, безобидное и нашел в интернете Астрид Линдгрен. Через полчаса он обнаружил себя, плачущим на полу в центре комнаты. “Шведская семья”, “разорванные на коленках штанишки”, “стать его щенком” и самое кошмарное: “уже совсем стемнело” ─ Карлсон оказался сачком, полным педофилии и прочих мерзостей. Надеясь выдавить этот страшный прыщ, Ромка со злости нашел “Парфюмера” и уж в ту ночь не спал совсем.
Как нарочно, лето выпало хорошее, Ромка чувствовал его с балкона.
Он вспоминал детство. То самое, в котором до лифта было еще жить да жить. Вспоминал летний лагерь на Селигере: школу лидерства. Лидер в их группе был только один. Здоровый парень Коля. Он жонглировал группой, как хотел. Когда все принимались издеваться над Ромкой, Коля раздраженно говорил:
─ Отойдите от него! Вы хотите, чтобы он стал изгоем? Вы знаете, что из изгоев и прочих отбросов потом получаются гении? Не надо растить в нем гения. Давите всех равномерно.
Он вспоминал бассейн в Сокольниках, куда его водила бабушка. Тренер говорил ей не кормить Ромку перед занятиями, но кормление ─ был бабушкин наркотик, и как-то Ромку вывернуло прямо в бассейне. Тренер отправил его в раздевалку. Ромка шел через душевые, где мылась на редкость взрослая и одаренная физически секция.
Вспоминал он, конечно, и лифт. С него все начиналось и им заканчивалось. В миллионный раз открывались двери, рвалась куртка. Сознание, омоновцы, записки, жена, экскременты ─ воспоминания мучили его и неизбежно вели к психиатру. В интернете он отыскал некую Александру Сумарокову, которая “работала по скайпу, а к личному общению прибегала только в крайнем случае”. Однако с Ромкой крайний случай наступил уже на втором сеансе.
На первом видеозвонке, выслушав Ромкину историю, она посоветовала ему придумать фразу-оберег, которая сразу отсекала бы неприятные мысли. Ромка попросил помочь с этой фразой, но Александра сказала, что тогда она потеряет смысл, что отыскать слова должен он сам. Ромка долго думал и решил сделать лучше. Он прикинул, куда чаще всего ходит, где бывает. Лифт, подъезд, лестница, магазин, метро… Потом он нарезал несколько десятков бумажек, на которых написал: “Я надеюсь, что меня не выебут…” Теперь оставалось только добавить ─ где. Если он спускался на лифте, он клеил бумажку с надписью: “Я надеюсь, что меня не выебут в лифте”. Если поднимался по лестнице, то “Я надеюсь, что меня не выебут на лестнице”. Идентичные надежды он питал в магазине, метро, на детской площадке. Сначала обереги ему помогли. Район вокруг его дома постепенно стал покрываться бумажками. Он ходил счастливый, жители паниковали. Но вскоре ему стало мало одного приема “лекарства”, и он начал увеличивать дозировку. Теперь он клеил бумажки всякий раз, появляясь где-то, даже если “Я надеюсь, что меня не выебут…” уже там висело. Наконец, его вычислила плодородная мать с четырнадцатого этажа. Вместе с тремя детьми она спускалась в лифте, когда Ромка, потеряв всякую осторожность, зашел с клеем-карандашом и оберегом. Она пообещала, что ее муж сломает ему руку. Ромка поверил, и к вечеру очистил район от бумажек. И записался к Александре на ближайшее время на личную встречу.
В жизни она смотрелась много моложе, лет на тридцать. А в остальном все то же: очки, каре, рот. На экране ноутбука Ромка уже это видел.
Она долго расспрашивала Ромку про детские переживания, еще дольше про лифт, хотя про лифт он ей рассказывал. Спрашивала про бабушку и бассейн. Что его особенно смутило во всей истории. Почему. Повлияло ли на его интимные отношения с женой. В смысле, их не было? И так далее, и много, и по нескольку раз. Под конец Ромке показалось, что родители не знают о нем столько.
─ Вы знаете, Роман, ─ сказала она, ─ я вижу, что случай ваш не очень.
─ Насколько не очень?
─ На полную. Как сказал бы Юнг: да-а, либидо.
─ А… что…?
─ Вам надо ложиться в клинику. Надолго. Разговорами мы это из вас не вытянем.
─ В клинику? В больницу? ─ забормотал Ромка. Он растерялся.
─ Да.
─ Что со мной?
─ Пока не могу точно сказать. Нужно, чтобы вас наблюдал
