Смешно или страшно - Кирилл Круганский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Медбрат вышел, а насильник посмотрел на Ромку своим светлым взглядом.
─ Рома, ─ сказал он, ─ привет.
Ромка быстро взглянул на окно: решетка. Час назад она казалась ему спасением, а теперь ─ клеткой. Он стал судорожно искать на стене кнопку вызова медсестры. Леонид встал и перехватил его руку.
─ Не надо, ─ сказал он, ─ я изменился.
Ромка не знал, что делать. Кричать или попробовать ударить ногой.
─ Я другой теперь, ─ с сожалением и радостью сказал насильник. ─ Поверь мне. Я все помню, но… Ты мне не нужен.
Ромка смотрел, выпучив глаза. Да, это он, только гладко выбритый. Но почему он больше не хочет насиловать Ромку? Неужели он стал настолько неинтересным? Похудел, наверное.
─ Что произошло? ─ наконец спросил он, пересохшим ртом.
Насильник кивнул на свою тумбочку. Там, как и у Ромки, в баночках стояли лекарства. Только на них была наклейка “Зверобор Макс”.
─ Я почти год здесь, ─ сказал он, ─ попался этой твари. Поверил. Как, видимо, и ты.
─ Какой?
─ Александре.
Ромка вдруг впал в бессильную озлобленность:
─ Что еще? Почему? Что с ней не так? Я едва избавился от… Почему-у?
Он ударил вялой рукой по койке, и тогда Леонид рассказал ему все.
─ После суда я попал в обычную лечебницу. Меня лечили кое-как, я был полон решимости выйти и продолжить насиловать. Вспоминал те времена, когда свободно заходил в лифты, в парковые кусты, в общественные туалеты… Что и говорить, насиловать я любил. На этом она меня и поймала. Сказала, что якобы положит в такую клинику, где я смогу размахнуться… Она меня будет исследовать, а я ─ давать ей материал для исследования. На деле же она подсадила меня сначала на “Зверобор”, а потом и на “Зверобор Макс”. Вот так же, как ты, колотил рукой по кровати, но ничего сделать не мог: все мои желания утекли безвозвратно. А потом она сделала со мной то, что я сделал с тобой. Много раз. Десятки раз. Вот хоть сегодня…
─ А… все остальные? Тоже бывшие насильники? ─ спросил Ромка.
─ Какие остальные?
─ Я видел целый коридор больных.
─ Это медбратья. Они же охранники. Больных тут четверо человек. Мы с тобой да соседняя палата.
─ Она говорила мне, что это государственная программа…
─ Тут она не соврала.
─ А в чем суть?
─ О, это очень просто. Она сажает подопытных на “Зверобор”…
─ Он же из природных компонентов…
─ Ага. Если бы. Я не знаю точно, что в нем, но он вызывает бесповоротное привыкание через пять-шесть дней. А уж “Зверобор Макс”… Да, слушай, мой совет: не зли ее, делай, что она говорит, иначе сядешь на “Зверобор Макс”. С обычного “Зверобора”, я так думаю, еще можно слезть.
─ А вы не пробовали бежать?
─ А толку? Чтобы через пять дней вернуться за препаратом? Ты не представляешь эти жуткие боли, эти внутренние голоса. Как будто все демоны Вселенной завывают в тебе. Режут изнутри. Страшно даже думать.
─ Вы говорили, что это госпрограмма…
─ Да, верно, гос.
─ А почему именно мы?
─ Смотри, тут совсем не сложно. Берешься, например, ты. Ты к ней с чем пришел?
─ С депрессией… из-за вас. Я боялся, что вы меня… Ну, опять.
Леонид грустно покачал головой.
─ Не-ет. Я ─ все. Конченый человек.
─ Прямо совсем не хотите? ─ сочувственно спросил Ромка. ─ Даже если я что-нибудь покажу.
─ Нет. Я лишь помню… как прекрасно это было. А остальное “Зверобор” во мне подавляет.
─ А дальше? Вы сказали, что берусь, например, я.
─ Ну, да. Берешься ты или любой человек, который попал в моральную жопу и не может сопротивляться. (Ты еще познакомишься с нашими соседями, поймешь, о чем я.) Тебя подсаживают на “Зверобор”. Не принимать здесь ты его не можешь: не будешь есть таблетки, она это мгновенно заметит, и тебе вколют внутривенно. Но, как я уже говорил, через пять дней ты уже сам будешь о нем думать, не станешь пропускать прием. Так вот. Пока ты тут, она скажет тебе, что делать, когда ты выйдешь.
─ Она мне сказала, что я выйду через месяц.
─ Забудь о месяце. Забудь все, так лучше всего. Думай, как не сесть на “Зверобор Макс”. Так вот. Она определяет тебе роль.
─ А что за роль?
─ По распространению депрессии среди населения.
─ Это как?
─ Ну вот смотри. Как она готовит меня. Вот есть детдом, какой-нибудь детский фонд, приют, общество заботы о стариках и так далее. К ним валом ходят актеры, футболисты и прочая жизнерадостная шелуха. Они рассказывают детям, как важно бороться, какие они уникальные, всю эту разноцветную поебень. Понимаешь? А потом прихожу я. С ее связями она это легко устроит. Прихожу ─ и говорю, что все они ─ полное говно. Ну просто на хрен никому не нужны. Старики ─ по пояс в могилах, детей никогда не возьмут новые родители, судьба их раздавит, впереди мрак, алкоголизм и безбрачие. Вот Стасов из соседней палаты, у него другая роль. Он будет ходить по юмористическим концертам, по музыкальным. В самый разгар вставать и демонстративно уходить из зала, бормоча что-нибудь вроде, да разве это смешно? да кому это нужно? кругом буря и бардак, а он тут шутит. Ну или поет. И что-то подобное будет делать каждый ее подопытный: месяца три-четыре, чтобы не примелькаться. Но этого хватит.
─ А зачем?
─ Все это незаметно будет подтачивать общество, которое и без того, знаешь… Особенно низы. И вот тут начнется мощная PR-кампания “Зверобора”. PR знаешь?
─ Да я в нем три года работаю.
─ Ну и все. Тогда ты в курсе, что PR-агентства ─ шлюхи, они за деньги хоть меня национальным героем сделают. А насиловал, скажут, потому что протестовал против того, что Аляску отдали. И все поверят. (Ромке было неприятно такое слышать:
