Смешно или страшно - Кирилл Круганский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У титана “Ромка” помедлил, словно раздумывая, не стоит ли вернуться. Потом развернулся и заглянул в последнее купе, которое поначалу пропустил. Там он наткнулся на того самого мужчину в плаще и шляпе. Мужчина стоял около ванной, наполненной густой, как чернила, синей водой.
– Вот и ваша жена, – сказал он, – как и обещано. Правда, она спит.
– Где?
Опять запищала клавиша. Вода в ванной забурлила, поднялся дурманящий чернильный пар. “Ромка” попытался закрыться рукой и сквозь ладонь увидел, как из синего кипятка медленно показалось женское лицо без глаз, волос и в целом некрасивое. Дальше тянулась шея и синее, в подтеках, тело. Женщина открыла беззубый рот и сказала:
– Дайте мне стихов.
За кадром раздался “Ромкин” голос:
– Погляди! Нет у тебя груди!
Посмотри! А ног не две, а три!
Я хватаю навзничь топорище,
Чтоб украсить, черт тебя дери…
– Это же Бальмонт, – визгливо перебила женщина, напирая на “о”. Очевидно, ей претил этот автор. Она стала вытаскивать себя из ванны. “Ромка” выскочил из купе и помчался по вагону. Жена догоняла.
Настоящий Ромка закричал и вскочил. Тут же погас экран и загорелся свет. Медбрат тоже встал. Вошла Александра.
– Так, очень хорошо. Пейте.
И она дала ему таблетку “Зверобора” и стакан воды. Медбрат ласково гладил его по голове.
В Ромке колотились сердце и страхи. Как будто его привязали к четырем булонским лошадям с именами: Животный ужас, Жуткие воспоминания, Сонная жена и Незабытый кошмар. Лошади расходились в четыре стороны, останавливаясь там, где бился предел Ромкиного терпения. Еще шажок, еще полкопыта – и все… Но Ромка тянул их обратно.
– Мою жизнь мне показываете? – сказал он, потому что говорить было нужно, чтобы не зарыдать. – Можно еще воды?
– Слушайте, Роман, просто замечательно, – сказала Александра, меряя ему давление. – Я и не надеялась… Когда вы пришли ко мне, я думала, мы будем биться с вами полгода. А теперь как будто и месяца не понадобится. Можно уже завтра переводить вас на крестьянский стол.
– Что это значит?
– На всякие отбросы. Недельки две поедите пережаренных котлет, дешевых пирожных с чаем, разводного пюре, попьете газировки. Не переживайте, если организм даст хорошую реакцию, нужную нам, быстро вернем нормальное питание.
“Зверобор” начал действовать. Страх съежился, улегся. Медбрат показался другом. Появилось какое-то чувство… Впрочем, Ромка еще не был в нем уверен. Александра снова померила давление.
– Гениально! Роман, я очень оптимистично смотрю на вас. Не подведите.
Ромка огляделся. В нем расцвело желание дружить, что-нибудь спрашивать. Он поделился с Александрой.
– Это великолепно. Все, как я предполагала. Потом, конечно, вы привыкнете, но сначала “Зверобор” такой, да. Хочется быть членом общества. Можете задать какой-нибудь вопрос. Хотите?
– Да. Что это за банка с таблетками? – Ромка указал на стеклянную банку на тумбочке в углу.
– А, это первые образцы “Зверобора”. Неудачные. Они списаны давно, никак человек за ними не приедет. Программе несколько лет уже. Скажите спасибо, что вы не в первых рядах в нее попали. Там люди такого натерпелись.
Они с медбратом переглянулись, медбрат закатал рукав и показал глубокий овальный шрам.
– Результаты исследований, – усмехнулась Александра. – Первые таблетки оказывали такой эффект, что человек превращался в зверя. Вот – укусил.
– А еще какие были?
– Были и наоборот – слишком успокаивающие. Состояние похоже на вашу депрессию, только абсолютно без тревоги.
– Может, мне такие нужны?
– Нет, – улыбнулась она, – тогда вы будете целыми днями на диване лежать. А нам нужны активные граждане. Чтоб и в очереди потолкаться и на хоккей сходить.
Две недели его мучили. Он ел на завтрак огромные неопрятные профитроли с жирным кремом, пил пакетиковый чай, обедал какой-то мыльной лапшой, запивая ее колой. Разгадывал сканворды, смотрел телевизор и страшные фильмы про собственную жизнь. Но с каждым днем ему было все легче и спокойнее, и то чувство крепло. Александра повторяла: “Прекрасно, просто прекрасно”. В профилактических целях его на два дня отлучили от “Зверобора”. Первый день пролетел нормально, но уже утром второго дня Ромка почувствовал беспокойство. Он буквально крутился на месте, спрашивал, когда ему дадут препарат, уверял, что сделает все за таблетку. “Вообще все”, – говорил он медбрату. Вторую ночь он спал ужасно, почти вернулись, обступили его прежние кошмары. Утром ему дали “Зверобора”, он мгновенно успокоился и понял, что сидит на нем крепко.
На пятнадцатый день их привели вниз вместе с Леонидом, но на этот раз Ромку оставили по другую сторону стекла. Он сидел вместе с Александрой и смотрел, что происходит в комнате. А там уже ничего не утаивали и показывали все, как есть. В середине комнаты установили двери лифта, на которые падал неяркий свет. Они открылись, и в кабине стояли настоящий Леонид и резиновый манекен – копия Ромки. Леонид был одет как тогда. Даже бороду ему наклеили. Ромка в мельчайших подробностях увидел тот вечер, с которого все началось. Леониду два дня не давали “Зверобора”, и он старался на совесть. Рвал куртку нож, ладонь закрывала рот. Звуки разлетались по кабинету. Ромка чувствовал все, вспоминал. Наконец, Леонид оглушил манекен и бросил на пол. Медбрат быстро подошел к нему и подвел к стеклу. Александра скомандовала Ромке встать. Он и Леонид смотрели друг другу прямо в глаза. Александра мерила Ромке пульс, потом давление, смотрела на зрачки, прислушивалась к дыханию. Потом сказала:
– Все. С вашей жизнью мы закончили.
У Леонида, Стасова и Зернова тоже были свои отдельные процедуры. Их Александра выпускать пока не собиралась. Иногда они вместе гуляли, Ромка и Леонид посматривали на забор, на людей около него. Убежать было невозможно. Выход на общую территорию контролировал охранник и всегда запертая дверь. А здесь был забор и небо над ним. Если только улететь. Хотя, честно говоря, “Зверобор” действовал на Ромку так, что бежать его и не тянуло…
Хуже всех приходилось Зернову: он реагировал на “Зверобор” неохотно. Ему показывали кино, жгли при нем целые коллекции игрушек, а он даже вместе с препаратом не мог это победить и всякий раз плакал как ребенок. Потом, немного отойдя, он вспоминал, что Александра сердилась и говорила о нем, как об ошибке, грозилась увеличить дозу, превратив его в натурального сумасшедшего, только лежачего, списать его из программы. Но ничего не менялось.
Как-то вечером Ромка вышел на прогулку и увидел Зернова, сидящего на скамейке. Он дрожал, хотя было тепло. Ромка
