Пленная Воля - Сергей Рафалович

Русь

По равнинам, по вершинам,по болотам и лесам,к неизвестным Палестинам,к недоступным небесам

ты бредешь усталым шагоми, пытая жребий свой,то покорствуешь Варягам,то воинствуешь с Литвой.

То под тяжестью ты ноешьЧингисханова ярма,то под иго крепостноеты склоняешься сама.

Лапти, посох и котомка —вот и все твое добро.Но за то не сердце ль емкои не в песне ль серебро?

и в рассказе невеселомярким золотом горитто, чего не взять Монголами не купят Фриз и Брит?

Но безрадостно и сиропобираяся с сумой,обхватила ты полмираи забыла путь домой.

Или был всегда неведомэтот путь мечтам твоим,и бредешь ты к Самоедами плывешь в Ерусалим?

Ах ты, странница Господня,сиротинушка, мой свет!Я б с тобой пошел сегодняи туда, где жизни нет.

Не во все часы такоюя б тебя постигнуть мог:но сейчас твоей тоскоюи меня сподобил Бог.

И далёко ли иль близконам идти, плечо к плечу,пред тобою низко,низко преклониться я хочу.

Родимая

Степью ровной и унылойя бреду, куда — не знаю.Безнадежно все, как было:чем помочь родному краю?

Сколько тут нужды изжито,унижений и печали?Но сквозные, точно сита,души без толку страдали.

И от люльки до могилывсе бредем одной дорогой.Где мы были, где мы былив час, когда распяли Бога?

Дух без плоти, плоть без духа —ну, какую цель намечу?..Вижу, ветхая старухане спеша идет навстречу.

Очи ласковы и влажны,как фиалки на закатах.Скорбно замер стон протяжныйна устах покорно сжатых.

Подошла ко мне вплотную:«Не видал ли, странник Божий?»— Знаю я страну родную,все в ней дни и люди схожи. —

«Не видал ли, милый, сына?»— Что ты, бабушка? какого?ведь Россия не пустыня… —Но упрямо шепчет снова:

«Сына, сына родила я,отдала я сына людям…»Так твердила и другая,та, чью скорбь мы помнить будем.

Говорю ей: был когда-тораспят Сын жены небесной;но былому нет возврата,к жизни нет тропы воскресной.

Подняла худую руку,засветилася слезами:«Нашу алчущую мукуты ль не принял вместе с нами?

Где томленье безысходнейи безрадостнее бремя?Разве благости Господнейздесь не место и не время?

Распинаем ежечасно,жертвой Господу угодной,сын смиренный и безгласный,и холодный, и голодный.

И с тех пор, как был впервыепуть проложен из могилы,ходят матери земные,ищут, кличут: где ты, милый?

Не видал? Ну Бог с тобою…»И пошла тропой тернистой:в степь? иль в небо голубое?к людям грешным? иль к Пречистой?

Так без ласкового словадруг от друга побрели мы…Не признала ты родного,не узнал и я родимой.

«Не мечом, копьем и шпагой…»

Не мечом, копьем и шпагой,не палицею Гераклаи не луком Одиссеясвой народ вооружу:только гневом и отвагой,где доныне не иссякла,кровью жгучею алея,месть, сердца заворожу.

В деле нужном, в деле правом,в правде, кровью напоенной,глубь пронзающей корнямии восставшей из могил,есть обет грядущим славам,року вызов непреклонный,закаленная огнямисила всех превыше сил.

Этой мощью неучетной,этой правдой вековою,этим правом неоспорныммы засеем жизнь, как новь,если, встав стеною плотной,вознесем над головоюбелый крест на стяге черном —в гневе яростном — любовь.

Не мир, но меч

Не в первый раз над людною Европой,где жизнь кипит в негаснущем котле,где жаждут власти прежние холопыи прежние вожди с венцами на челесклоняются к грохочущей землев тревоге тайной, в гордости напрасной,где новый строй творится ежечасносреди твердынь, колеблемых толпой, —проносится, как вихрь свирепый и слепой,угроза древняя кровавых столкновений.И тучи черные плывут, сгущая тени,над блеском суетным, струящимся вокруг,с Заката на Восток и с Севера на Юг,во все концы земли до самых крайних граней.Не в первый раз незримый призрак браниврывается на пир и пишет на стенеслова зловещие десницею кровавой.И сотрясаются великие державы,как челны утлые, подвластные волне.Но бдят правители, но трезвый разум бдит:для буйных есть узда и для покорных — щит,оплот для трепетных, уступки для отважных,посулы для глупцов и деньги для продажных.Быть может, лучше так, когда рычащий гневмгновенной прихотью в сердцах рожден случайно.Но там, где долгие века преодолев,вражда скрывается, как страсть цветущих дев,и душу вещую объемлет с мощью тайной,где не решен вопрос: кому из двух пребыть? —и в гибели врага — залог существованья,где надо все отдать иль можно все добыть, —бесцелен хитрый торг, презренны колебаньяи быть безумным — значит мудрым быть.

Давно пора трусливые расчетыоставить тем, кто верит не в судьбу,достойную великого народа,и приковал к позорному столбудуши могучей вольные полеты.Когда тюремщиком не будет воевода,когда меж витязей не будет палачаи страх забудется пред угнетенным братом, —душой отточенной, как острие меча, —не бремя жалкое бессмысленно влачараздоров мелочных по избам и палатам, —мы дружно понесем свой жребий вековой,верны судьбе неведомой доныне,но с поднятой высоко головойв сознании оправданной гордыни.Давно пора врага не видеть там,где жизнь подходит к ветхим воротам,воздвигнутом владыками былыми.

В огне сверкающем и в едком дымепожара грозного, объемлющего мир,свершается судьба, то буйная, как пир,то незаметная, как будни человека.Позор на тех, кто немощным калекойплетется за толпой, прошедшей путь кровавый,иль под ярмо давно поблекшей славыее склонить пытается опять.Ни мир, ни жизнь дорог не знают вспять.И если каждый верит по-иномуи правду чтит не брата, но свою, —пусть этот спор решится не в бою,где пламя жжет и сено и солому.Решится спор не прихотью земной,не силою того, кто властью избаловани против нас восстал. Он все же нам родной,и жребий нам один навеки уготован.

Но жребий не один враждебным племенам,не схожим меж собой ни языком, ни верой,безмерной пылкостью иль праведною мерой,ни пестрым вымыслом, ни явью серой,ни волею отцов, завещанной сынам.Не узкая межа, овраг или речонка,меж ними пропастью бездонною легла:различьем вековым напитанная мгла,и в будничных словах, и в песне звонкой,и в тайной думе хмурого челачерту незримую меж ними провела.

И с двух сторон, как два противных тока,задержанных наперекор судьбе,две истины, с Заката и с Востока,влекутся яростно к решительной борьбе.К чему искать обманного исходаи обольщаться лживою мечтой?Где друг пред другом встали два народа,простор лишь одному и лишь тому свобода,кто придавил врага победною пятой.Не страшен нам отказ от всех благополучийсуществования в уюте и тепле,коль добыто оно не волею могучей,но ложью хитрою, таящейся во мгле,ценой неискренних и зыбких соглашений,обходом трепетным вопросов и решений,которым лишь один есть выход на земле.И, если пробил час решительного боя,когда живой поток затопит берега, —в смиреннейшем из нас жива душа герояи тот, кто жаждал мирного покоя,с восторгом ринется на древнего врага.Властней разумных слов и правых увещанийзвучит стихийный клич недремлющей вражды.И нет пути назад, когда стоят у гранирядами задними теснимые ряды.Да будет, наконец, что будет неизбежно:непредугадан рок, но светоч не угас,Голгофа может быть в твердыне зарубежной,но, преступив межу, мы скажем: «В добрый час».И не никто, в тоске на миг мятежной,пред чашею судьбы: «Да идет мимо нас».

Илья Муромец