Пленная Воля - Сергей Рафалович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Во всех делах есть смысл и цель…»
Во всех делах есть смысл и цель,И все творимое полезно.Но тростниковая свирельКакой блюдет закон железный?
Где семя пало, зреет плод,На камне вырос дом высокий.Но что творят из года в годСтихов размеренные строки?
За звуком звук низать на нитьНеосязаемого лада,Слова созвучные ловитьИ, сочетая, ставить рядом,
И бросить в мир, как в решето,Где звук и речь бесследно тают, —Глупей занятия, чем то,Игры бессмысленней не знаю.
И разве не похож на нас,Бездельников нагих и гордых,Нагой и тощий папуас,Продевший медный обруч в ноздри?
«Безветренные солнечные дни…»
Безветренные солнечные дниНа рубеже меж осенью и летом.Но стало чуть прохладнее в тени,И медлит ночь, свежея пред рассветом.
В тяжелых гроздьях сочный виноградЯнтарный блеск струит по горным скатам,И золотом отягощенный садКостром недвижным рдеет в час заката.
Все знает ласковая тишина,И нежная не ропщет примиренность.Природа, как родившая жена,Влюбленную забыла напряженность.
Как непонятно в этот тихий часПокорного и ровного цветеньяБессмысленно тревожащее нас,Безудержно растущее смятенье.
Иль в самом деле по родной земле,Такой знакомой и такой смиренной,Прошел с повязкой красной на челеДвойник Христов, мертвящий и растленный.
За миг сомненья, Господи, прости.Огонь слепит и оглушают громы.Но как земле и в бурях не цвестиТакой смиренной и такой знакомой.
Алушта. 1917«Покорны мы тяжелому наследью…»
Покорны мы тяжелому наследьюНеистовых и сумрачных веков,И кровь струит расплавленною медьюПо нашим жилам волю мертвецов.
Давно ли мы отстроили хоромы,Сокровища собрали в города?И вот опять, забытый, но знакомыйПозыв влечет неведомо куда.
И вот опять воинственные кликиПленительнее песен и побед;И где пройдем, за нами стон великийПолзет унылым вестником побед.
Из темной глубины средневековьяМы двинулись, и Запад узнаетКочевников мгновенные становья,Костры, обозы, падаль и помет.
И оттого поля повсюду голыИ толпы треплют рубище владык,Что в нас проснулись темные монголыИ рты оскалил их гортанный зык.
«Разрыхленную землю попирая…»
Разрыхленную землю попирая,Не говорим усопшему: восстань!Но божеству неведомого раяВека былые обрекаем в дань.
Песок просеем серый и сыпучий,Чтоб золото осело в решете,И вытряхнем на медленные тучиБесцветный пепел наших бледных тел.
А в полыме, по всей земле широкой,Живые души плавя как руду,Мы выкуем и прихоти и рокуЕдиную железную узду.
Гордись, Россия, тягостным почином,Явись народам, кровью залита,И собирай по кручам и равнинамВселенную, как новый Калита.
«В земле не корни — провода…»
В земле не корни — провода,Не крылья в небе — гул моторов;А город хрюкает как боровИ не уходит никуда.
Везде шипы, винты, зубчатки,Слепящий вихрь маховика,И напряженная рукаНа неподвижной рукоятке.
А в темном логове домовСутулятся худые плечиИ мир с покорностью овечьейПростерт в ряды немых значков.
Не притчи заклинанья эти,Не гимны эти письмена.Но где блаженная страна,Чье солнце ярче солнца светит?
Не улетишь, не уплывешьИ в глубь земли не вроешь корни,И только ползаешь проворней,О человеческая вошь.
Да, все твое, и блеск, и грохот,И даль, и глубь, и синева.Но чей, но чей во всех словахВсе явственней злорадный хохот?
«Золотые горят купола…»
Золотые горят куполаЗа полями, рекою и рощей.Там когда-то я жил, и былаЭта жизнь и свободней и проще.
В белых стенах уют и покой,И работа и сон безмятежны.Все осталось за тихой рекой,Точно в дальней стране, зарубежной.
Как просторно и вольно кругом,Бездорожные шири открыты.Не хочу я молиться о том,Что казалось давно позабытым.
Сердце громко стучит и бедуПо привычке тяжелой пророчит.В тесной келье теперь я найдуЗлые дни и бессонные ночи.
Баку. 1918«За все, чему я жадно верил…»
За все, чему я жадно верил,На что с собой тебя обрек,За невозвратные потери,За долгих дней недолгий срок,
За страсть блаженную и злую,За горький хмель твоих измен,За ту, чьи губы я целую,Касаясь ласковых колен,
За то, что скорбные морщиныОстались от забытых слезИ неповторен запах тминныйТвоих каштановых волос, —
Неутолимая, земная,Непокаянная, — за всеПрости, забвенно поминая,Мое забвенное житье.
«В сорок третий раз весна…»
В сорок третий раз веснаПредо мной зазеленеет.Чем я старше, тем онаБестревожней и нежнее.
Воздух синий потеплел,Ярче свет и мягче тени,И опять, как прежде, белПервый звон и цвет весенний.
О минувшем не тоскуй:Жизнь бессмертна только в песне;Прошлогодний поцелуйНа устах иных воскреснет;
И чем ближе подойдешь,Чтоб прочесть немые знаки,Тем желтее будет рожь,Тем краснее будут маки.
И грядущая веснаОттого былых нежнее,Что в цветущих письменахБыль моя зазеленеет.
«Хранить, забыв о мире близком…»
Хранить, забыв о мире близком,Огонь зажженный не тобой,Пред алтарем склоняться низкоС привычной, строгою мольбой;
Не ждать ни радости мятежной,Ни сладко вяжущей тоски,Не отвечать улыбкой нежнойНа нежный зов чужой руки;
Но день за днем, за годом годы,В благоговейном забытьи,Сердцам, возжаждавшим свободы,Смиренно освещать пути,
И в час блаженного успеньяОкончить жизнь как тяжкий труд,Не зная, что твое служеньеЛюбовным подвигом зовут.
«Если я на грозный суд восстану…»
Если я на грозный суд восстану,Будет скорбь заступницей за грех;Всю в слезах увижу донью АннуИ услышу Дульсинеи смех.
Этих слез не смыть с лица земного,Смеха грубого не заглушить.Скажет Бог: сойди на землю сноваИ не бойся снова согрешить.
И в тумане тающем и свежемИз-за леса мне блеснет восход.Все, как прежде, да и вы все те же,Дон-Жуан и рядом Дон-Кихот.
Не изведать вечного блаженстваВсем дерзнувшим на земле любить,Тем, кто в мире ищет совершенства,Тем, кто жаждал мир преобразить.
«Как муравейник мир кишит…»
Как муравейник мир кишит,Как сыч в дупле от жизни прячусь,И в ночь гляжу, и от душиНе засмеюсь и не заплачу.
И знаю, люди говорят:Он равнодушен и разумен,И в меру сыт, и в меру свят,Полукупец, полуигумен.
И люди правы. С детских летДля их труда, для их забавыВо мне ни слез, ни смех нет,И если нет, то люди правы.
Но ты, чья бурная веснаНасыщенней любого лета,Чья плоть, как сумерки, темна,А взгляд, как нежный луч рассвета,
Ведь ты не скажешь никому,Что безрассуден друг далекий,Что жадно он глядит во тьму,Где тает призрак светлоокий,
Что грех и подвиг — лишь словаБез оправданья и значенья,Что одиноко лечь в кровать,Быть может, злейшее мученье.
А если скажешь, промолчиО том, что это наша доля,Что мы одни, как сыч в ночи,Как ветер средь пустого поля.
«Святой Никола ищущим поможет…»
