Поэзия Африки - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тамтамы
Перевод М. Ваксмахера
Тамтамы… Тамтамы…Ксилофоны,И гонги,И кастаньеты, и кастаньеты,И топот толпы, и топот толпы,И щелканью пальцевВторят ладони, стуча по груди.И тамтамы.
Широко раскрыты глаза,Мои раскрыты глаза,Они в исступленье, они в исступленьеГлядят на тебя.
Уши моиЗаполнены шумом тамтамов,Тяжелых тамтамов,Гулких тамтамов,Звонких тамтамов,И ксилофонов, и кастаньет,И шумом шагов, шорохом ног,Щелканьем пальцев,Стуком ладоней по голой груди.Тамтамы спешат,Задыхаясь,И рвутся тамтамы,Тамтамы!..
ЛопнулиБарабаны.
Воздух Африки
Перевод М. Ваксмахера
Солнца —Как много солнца в небе Африки!И дажеЗемля нести его в себе устала.
И я стремлюсь твой знойный груз отбросить,И я бреду над свежей бороздою,А ноздри все вдыхают и вдыхаютТвой жар и с ним — кипенье новой жизни.
Дождя —Дождя так много над землею Африки!И дажеЗемля устала носить его во чреве.
Я пью, я пью и пью твои потоки,Я запрокинул голову навстречу небуИ рот раскрыл, и пью, и сердце пьет мое,И вот уж утолил я жажду, а ты все льешь.
Ветров —Их слишком много в Африке! И дажеЗемля смотреть устала, как ониструятся по ее груди…
Я раскрываю сотни легких крыльев,Чтоб облететь весь мир. Сирокко и пассаты,Остановитесь, ради бога!ОтнынеЯ открываю эру новых битв.
МАМАДУ ТРАОРЭ РЭЙ ОТРА[78]
Я — человек!
Перевод Н. Горской
Да, я невежда,я зверь,я всего лишь вонючий негр,я пожираю червей,и лесные плоды,и корни, выкопанные из земли,и пучком травы прикрываю срам,и тело мое — на шраме шрам,я многоженец, как павиан,я покупаю жени продаю дочерей,и клозетом мне служит зеленый куст,и череп мой обрит наголо,и в тыкве сухой хранится моя еда,и я хватаю руками куски и рыгаю во время еды,и в хижине — жалкой лачуге — живу,и огонь развожу на камнях,и пищу варю в глиняном грубом горшке,я — варвар,и искусство мое — примитив,и ты говоришь про меня: темный, жалкий дикарь.Но вчера,вчера, великодушно меня простив,ты вчера позабыл, что я пожираю всякую дрянь,что с культурой совсем не знаком,что я одеваюсь не так, как ты,и сморкаюсь не так,и ем, и мочусь не так —это, мол, не его вина…Ты даже сумел позабыть, что кожа моя черна!Вчера…Вчера, потому что «родине» грозила беда,и ты собирал солдати кричал:— За свободу умрем! —Вчера, потому что в боюсмешалась кровь твоя и моя —черного красная кровь и белого красная кровь,вчера, потому что я был бойцом,отваги и верности образцом,вспомни, мы побратались с тобой,и ты не скупился на лесть:негр — самый лучший друг,негр — непревзойденный герой!..А сегодня…Сегодня, когда я сам свободу выпустил из тюрьмы,ты сразу вспомнил, что я — антипод,и снова я — выкормыш обезьян,пожиратель кузнечиков и саранчи,снова я — черная мразь,дикарь, которому клетка нужна,а не свобода,завоеванная вместе с тобой.Но, может быть, все-такия — человек?!«Голый, грязный,смакующий дождевых червей,да чего там — просто дерьмо!..»Давай обвиняй! Деталей каких-нибудь не забудь!Но… мой брат, разве в деталях суть?!Человек — это сердце,и я свое сердце друзьям отдаю!Человек — это помыслов чистота!И поверь, душа у меня чиста!Человек — это разума взлет,и я не глупей других!Человек — это доблесть и честь,и я, быть может, честней других!И поэтому ятребую — не прошу! —свободу раздели пополам:половину — тебе, половины мне хватит вполне,а тебе — твоей, ибо я, как и ты, — человек.
Продавшемуся
Перевод М. Кудинова
Ты ими осквернен,Ты низко палИ продал целомудрие свое,Чтоб стать в их лапах грязныхНичтожеством,Подержанною вещью.Ты променял достоинство и честьНа подлые их деньги,Ты забыл,Что только честь с достоинством давалиТебе когда-то званье человекаИ связывали дружбой нас с тобой.Но ты за несколько мешков с мукоюИм сердце отдал,И теперь они —Твои хозяева, с которыми вступилТы в сговорПротив счастья моего.Тебя предупреждали мы,Но тыСоюз позорный разорвать не согласился.Ты ими осквернен,И с ними заодноТы покусился на мое благополучье,На право житьИ на мою свободу.И вот теперь,Поскольку продал тыЗа горсть монетДостоинство и званье человека,Я с высоты патриотизма своего,И чести незапятнанной,И гневаПлевок свой посылаю ледянойВ твое лицо предателя,В лицоКлятвопреступника,В чудовищную маскуТого, кто продался…Ha! Получай его!И хорошо запомни,Что и предатели, и господа их будутБезжалостно раздавлены: ониПод колесом Истории погибнут.Запомни:Вертится неумолимо колесо!Да! Вертится!А угнетенные народыОбъединяют все свои усилья,Чтобы еще быстрей оно вертелось.
Maска-подвесок. Бенин (Нигерия). Слоновая кость. Высота 32 см. Британский музей
КЕЙТА ФОДЕБА[79]
Рассвет над Африкой
Перевод Е. Гальпериной
(Звуки гитары)
Рассвет. Маленький поселок допоздна плясал под звуки тамтама. Теперь он начинает просыпаться. Пастухи в лохмотьях, играя на флейтах, провожают стада в долину. Девушки с кувшинами гуськом тянутся по извилистым тропам к источнику. Во дворе марабута[80] дети нараспев читают хором стихи Корана.
(Звуки гитары)
Рассвет. Борьба ночи и дня. И обессиленная ночь уже не может больше сопротивляться и медленно отступает. С горизонта протягиваются первые, еще робкие и бледные, лучи солнца — предвестники победоносного дня. Последние звезды тихо уходят за облака, подобные пламенным цветам.
(Звуки гитары)
Рассвет. А там, на широкой равнине, окаймленной пурпуром, виден склонившийся человек. Это крестьянин Наман. Он взрыхляет землю, и с каждым ударом его мотыги испуганные птицы разлетаются, опускаясь на мирные берега Джолибы[81] — великой реки Нигера. Наман идет, раздвигая встречные травы, и его штаны из грубого холста смочены росой. С него катится пот, но, согнувшись, он неутомимо и ловко бьет мотыгой — нужно успеть посеять зерно до прихода дождей.
(Звуки кóры[82])
Рассвет. Наступает рассвет. В листве, возвещая приход дня, порхают птицы. Но вот по влажной тропе равнины спешит к Наману мальчик. «Брат Наман, — говорит он, — старейшины поселка ждут тебя под деревом совета».
(Звуки коры)
Подивившись тому, что его вызывают так рано, Наман положил на землю мотыгу и направился прямо в поселок, сверкавший в лучах восходящего солнца. Старейшины, еще более важные, чем обычно, уже сидели под деревом совета. Рядом с ними равнодушно курил трубку человек в военной форме, по виду стражник.
(Звуки коры)
Наман сел на расстеленной бараньей шкуре. Тогда гриот[83] вождя поднялся, чтоб возвестить собранию волю старейшин: «Белые направили к нам стражника и требуют одного человека из нашего поселка. Они хотят послать его на войну в свои страны.[84] Знатные люди селенья решили избрать лучшего из нашего рода — пусть он в битвах белых людей покажет отвагу, что всегда жила в народе мандинго[85]».
